Яшмовая долина
Шрифт:
Эти прекрасные глаза наполнились слезами.
Дело было не в печенье. Но если ей нужно было поплакать из-за него, я буду сидеть рядом с ней.
Несмотря на то, что мне нужно было принять душ, несмотря на то, что я умирал с голоду, я не сдвинулся с места. Мы смотрели на деревья, пока Элоиза не нарушила тишину.
— Моя мама потрясающе готовит. Она шутит, что Нокс и Лайла унаследовали ее таланты, и к тому времени, когда родились мы с Матео, нам ничего не досталось. Но я всё равно стараюсь. Пеку печенье для семейных обедов и делаю
— Ты любишь готовить?
— Нет.
— Тогда почему не бросаешь?
Она подняла плечо.
— Не знаю. Наверное, было бы здорово сделать что-то правильно. Хотя бы раз.
Элоиза всё ещё пыталась прикрыть этих уродливых лошадей красивыми картинками.
— После сегодняшнего дня, думаю... я сдаюсь.
Ее голос был таким тихим. Ушла та сильная, энергичная женщина, которая очаровала меня в Вегасе. И сейчас я бы все отдал, чтобы эти слезы исчезли.
— Я люблю готовить, — сказал я. — Ненавижу стирать.
Она фыркнула, вытирая глаза.
— Я не против стирки.
— Тогда ты будешь стирать мою одежду. А я буду готовить. Больше никаких бутербродов с арахисовым маслом и джемом на ужин. Договорились?
— Договорились, — она слегка улыбнулась мне. — Это наше первое распределение обязанностей. Только посмотри на нас, мы уже профи в этом браке. Другие молодожены позавидовали бы. Если бы они только знали, что все это фальшь.
Фальшь. Мои плечи напряглись. Она была права. Этот брак был таким же фальшивым, как рукопожатия моего отца и интерес моей матери к жизни сына.
Я ненавидел фальшь так же, как ненавидел печенье с шоколадной крошкой.
— Что? — Элоиза подтолкнула меня локтем.
— Ничего, — я встал со ступеньки и вошел внутрь.
Запах уже почти выветрился, вентилятор дул свежим лесным воздухом. Или, может быть, мой нос просто приспособился после шока от вони.
Я направился на кухню, чувствуя, что мои мышцы уже отяжелели и устали. Моему организму нужна была подпитка, поэтому я открыл холодильник и достал остатки вчерашнего ужина. Куриные грудки на гриле, запеченные овощи и дикий рис.
Элоиза последовала за мной внутрь и встала рядом с островком. На столе стоял кувшин, который я не заметил, когда вошел внутрь. В рубиново-красной жидкости плавали дольки апельсина и яблочные кольца.
— Хочешь сангрии? — она подошла к шкафчику, достала стакан. Затем налила себе, сделала глоток и поморщилась. — Мммм, как вкусно.
— Хочешь есть? — спросил я, доставая тарелку.
— Не очень. Я съела много теста для печенья.
Я нахмурился и взял ещё одну тарелку. Питание было важно. Тесто для печенья и сангрия не будут её ужином. Поэтому я наложил нам обоим еды, причем моя тарелка была вдвое больше её, и отнес их к карточному столу вместе с вилками и салфетками.
Элоиза села на стул рядом со мной, сгорбившись на дешевом сиденье.
Нам
Но прежде чем попросить об одолжении, я дам ему остыть. Мы договорились встретиться в понедельник утром в спортзале. Надеюсь, к тому времени его гнев пройдет. Зная Фостера, он, вероятно, сейчас дома и злится на меня. Он уже прислал мне сообщение с извинениями. И, в отличие от всех Иденов, поздравил с помолвкой.
Мы с Фостером это переживем. Возможно. Мы вернемся к нормальной жизни. Надеюсь. А через неделю или две я закончу работы в доме Элоизы, и мы завершим процесс переезда.
Без всякой помощи со стороны её гребаных братьев.
То, как они со мной обращались, было справедливо. Если бы у меня была сестра, и она вышла замуж за незнакомца в Вегасе, я бы, наверное, тоже пришёл разбираться с этим ублюдком. Но кричать на Элоизу? Ругать её, как ребенка?
Нет. Ни за что, блять.
Был ли кто-нибудь рад за нее? Или все они просто дулись, потому что она не рассказала им? Что она сделала что-то без их предварительного одобрения?
Фостер рассказывал мне об Иденах. Он очень уважал семью Талии. Но им придётся немало потрудиться, чтобы заслужить моё уважение.
Не то чтобы это имело значение. Совсем скоро я стану просто мужчиной, который женился на Элоизе. Ошибкой. Парнем, который исчезнет после быстрого развода.
В конце концов, я стану никем. Далеким воспоминанием.
Моя вилка слишком сильно вонзилась в кусок курицы и заскрежетала по тарелке.
Пока я поглощал свою еду, Элоиза ковырялась в своей. Каждый глоток её сангрии выглядел болезненным, но она, казалось, была полна решимости допить её.
— Ты... ходил в кафе? — спросила она, тыкая вилкой в кусочек кабачка.
— Нет.
— Я хожу каждый день, — ещё один кусочек кабачка был нанизан на ее вилку, но она не поднесла его ко рту. — Вчера Лайла приготовила мои любимые тыквенные булочки. Всю неделю она не заставляла меня платить за кофе.
— И это плохо?
— Лайла всегда заставляет нас платить. Никто из нас не возражает. Мы хотим поддержать ее бизнес. Но она отказалась, когда я предложила. И она делает выпечку с тыквой только осенью.
Значит, Лайла тоже была зла. Или обижена. Или и то, и другое.
Элоиза отложила вилку.
— Фальшивый брак — это тяжело.
Я наколол на вилку ещё кусочек холодной курицы, снова сильнее, чем нужно. Ей обязательно нужно постоянно напоминать мне, что всё это фальшь? Я и так это всё знаю.
— Родители попросили меня приехать завтра вечером на ранчо на семейный ужин. Поэтому я испекла печенье. И сангрию, — она выпила немного, тяжело сглотнув. — Думаю, завтра я просто зайду в продуктовый магазин и куплю бутылку вина.