Ястреб ломает крылья
Шрифт:
– Усекаю, да не могу поверить, что в разборке участвовал Дурдин. По моим наблюдениям, Юлиан – парень уравновешенный. Да еще его сердечная привязанность к Шиферовой…
– Я не утверждаю, что именно Юлька поквитался с Клавой и Ремером, хотя… – Слава вгляделся в похоронную фотографию. – Горбатый нос его очень уж напоминает мне одну птичку. Знаешь, есть такая хищная птица с крючковатым клювом и длинными острыми когтями. Ястребом называется. Не отсюда ли кличка?
– Не слышал, чтобы Дурдина называли Ястребом. А горбинка
– Он в здешней школе учился?
– Здесь, в райцентре.
– Поищи его одноклассников. Обычно в школьные годы клички приклеивают.
– Радиотехника Федю Полозкова знаешь?
– Конечно, знаю.
– Про перебитый нос он мне рассказывал. Кажется, Федя и учился вместе с Юлианом.
– Сей миг это выясним, – Голубев, полистав телефонный справочник, набрал номер. Услышав в трубке голос Полозкова, поздоровался и сразу спросил: – Федя, ты хорошо знаешь Юлиана Дурдина?
– Относительно, – чуть помолчав, ответил Полозков.
– Не вместе с ним в школе учился?
– В одно время, но в разных классах.
– Будь другом, забеги ко мне на несколько минут.
– Жди, скоро прибегу.
Когда Голубев положил телефонную трубку, Кухнин собрался было уходить, однако Слава предложил ему остаться, чтобы «для расширения кругозора» послушать разговор с Полозковым. Федор появился быстро. Пожав Голубеву и Кухнину руки, сел возле стола и улыбнулся:
– К допросу готов.
– Допрос заменим дружеской беседой, – тоже с улыбкой сказал Слава. – Расскажи нам о Юлиане Дурдине. Чем он, на твой взгляд, интересен?
– Прежде всего, как достойный защитник Отечества. Четыре года контрактником в Чечне оттрубил, а это не баран начхал. Порассказывал, в какие сложные передряги там попадал. Чужой крови насмотрелся и свою от ранений не раз пролил.
– Это, Федя, нам известно. Воевал Дурдин достойно. А вот, как человек, что он собою представляет?
– По внешнему облику и поведению, нормальный мужик.
– Внешний облик и поведение людей часто не отражают их душевного состояния.
– В чужую душу не заглянешь.
– И все-таки…
– Конечно, после кровавых схваток с бандформированиями на душе Юлиана вряд ли сохранились чистота и покой. Наверняка там много грязи накопилось.
– В школьные годы какое у него прозвище было?
– В начальных классах не помню. Года за два до окончания школы, когда Юлиану на областных соревнованиях по боксу разбили переносицу и нос обрел крючковатость, стали Ястребом называть.
Голубев глянул на Кухнина:
– Мотай, Анатолий, на ус. – И вновь обратился к Полозкову: – Как Дурдин реагировал на такую кликуху?
– Ничего, не обижался. Ему даже нравилось. Ястреб – птица боевая, задиристая.
– Любил задираться?
– Нет, никого не обижал. За обиженных, бывало, заступался. Веселый, компанейский
– Часто с ним общаешься?
– Редко. Последний раз был у Юлиана осенью прошлого года. Портативную рацию «Гродно» починил.
– Зачем ему старомодная рация, если сейчас мобильные телефоны в моде? – удивился Слава.
– Сказал, в Чечне она жизнь ему спасла. Привез домой как реликвию в память о войне.
– А с Беломорцевым у Дурдина какие контакты были?
– Никаких не было. По-моему, они даже не знают друг друга. Альберт ведь приезжий.
– А Шиферова не могла их познакомить? Говорят, будто Дурдин увлекался Клавой.
– О любовных увлечениях Юлиана ничего не знаю. Мы с ним просто знакомые, но не друзья, чтобы откровенничать на интимную тему…
Разговор прервал телефонный звонок. Антон Бирюков срочно пригласил Голубева в прокуратуру на оперативное совещание.
Глава XX
В прокурорском кабинете только что вернувшийся из дачного поселка «Астра» следователь Лимакин разговаривал с Бирюковым. Усевшись к приставному столику напротив него, Голубев спросил:
– Как съездил?
– Удачно, – Лимакин показал многостраничный протокол опознания. – Вся мебель и вещи Беломорцева находятся в дачном доме, купленном нашим земляком Николаем Зыряновым.
– Соседи опознали?
– Без малейшего сомнения. У тебя какие свежие новости?
– У меня, Петя, такая сногсшибательная информация, что закачаешься…
– Смотри, не упади, – сказал Бирюков.
– Прежде, чем падать, постараюсь довести дело до победного конца, – бодро ответил Слава и стал подробно излагать содержание своих разговоров с подвыпившей Миланой Запольской, участковым Кухниным и радиотехником Полозковым.
Когда Голубев высказался, Бирюков задумчиво проговорил:
– Информация на самом деле очень серьезная. Давайте, друзья, детально ее обсудим.
– Надо, Игнатьич, немедленно объявлять в розыск Зырянова и Дурдина, – тотчас предложил Слава. – Внезапное исчезновение их из райцентра – это откровенный побег, чтобы скрыться от ответственности за совершенное преступление.
– Объявить в розыск – дело несложное. Сначала надо хорошенько обмозговать: не опрометчиво ли будет такое объявление?… – подумав, сказал Бирюков. – А в первую очередь давайте подумаем над тем, какая может быть связь между убийством Васютиных, покушением на жизнь Беломорцева и беспрецедентным расстрелом Шиферовой с Ремером.
– Это, пожалуй, труднее всего сделать, – нахмуренно проговорил Лимакин.
Бирюков повернулся к нему:
– На вопрос «Что труднее всего делать» один умный священник ответил: «Труднее всего Богу молиться, старых доглядывать и долги отдавать». Ни под одну из этих категорий, Петр, наши трудности не подпадают.