Ят
Шрифт:
– Вы что? – совершенно искренне удивился торговец. – Какой дурак станет продавать ум? А вам что, не хватает? – И он известным жестом покрутил пальцем у виска, словно заводя пружину.
– Нет, я так, – прокраснел Том, – поинтересовался. Для общего развития.
– Ну, ежели для развития… Развитие надо хорошо кормить, чтобы правильно развивалось.
Мы завернули за угол палатки и остановились: оказалось, позади первой палатки – где парень с левосторонней бородой скупал излишки совести – стоял лоток, на котором их продавали. То, что скупалось там, продавалось
Здешний продавец торговал совестью направо и налево. К нему даже образовались две очереди с соответствующих сторон. Шла нарасхват.
– Где вы её используете? – поинтересовался Том у купивших.
– В домашнем консервировании. Чтоб добро не пропадало.
Полученные сведения подтверждали уже известные, и мы успокоились.
Через несколько шагов от очереди – я не успел их сосчитать – мы остановились, привлечённые необычным зрелищем.
Благообразный старичок продавал ностальгию. Единственную на всю Ярмарку. Около него толпился народ – не чтобы купить, а чтобы посмотреть на этакое чудо, на диковинную редкость.
Старичок держался бодро, но сердился, что не покупают.
– Захватаете! – ворчал он.
– Не лучше ли определить её в музей? Вы не пробовали предложить? – спросил спонтанный доброхот в соломенной шляпе.
– Пробовал. Разве там ценители? Они сами как экспонаты, обомшивели все, моль завелась…
– Какая моль? – засуетились доброхоты, предлагая свои варианты, – моль-ба?
– Или бе-моль?
– Моль-берт?
– А может, моль-екула?
– Моль-ер?.. – робко предположил кто-то, но его высмеяли:
– «Моль-ер»! Ты бы ещё сказал «С-моль-ный»!
– Может, моль-итва?..
– Обыкновенная, с крылышками.
– Почему же завелась – механическая, что ли?
– Ну, вывелась…
– На вывеске?
– На ввеске! – рассвирепел старичок. – И виски припомажены! – и, прихватив ностальгию под мышку, удалился, бормоча: – Я тебе припомню, я тебе намажу! При помощи сажень! По мощи сажень, помощиса Жень, помочися же, помочи в саже…
Мы также удалились, но молча и в другую сторону. В той мы, кажется, увидели всё.
А в этой – нет: мы невольно залюбовались тем, как сидящий в мини-мастерской мини-мастер ловко ударял мини-штампом по блестящему металлическому листу, и из-под его ударов сыпались в лукошко блестящие закорючки, напоминающие не то интегралы, не то параграфы.
Небольшая очередь, стоявшая перед ним, то медленно рассасывалась, то быстро собиралась вновь – словно повинуясь ритму его ударов.
– Что он продаёт? – сппросил Том медленно, как будто замёрз, хотя вокруг стояло тепло – в мешках и ящиках, а кое-где и навалом.
– Ошибки, – с готовностью ответил Гид.
– Как это?
– Каждый человек в жизни ошибается. Но разве можно ошибаться, не делая ошибок? Вот он их и продаёт. Делает и продаёт. Обыкновенное товарное производство. Этот продаёт новые ошибки. Вон тот, рядом с ним, продаёт подержанные.
У соседа на прилавке закорючки лежали приржавленные, потускневшие. Но зато и стоили дешевле.
– А
– По-разному. Находит – на улице, в парках, магазинах, учреждениях. Люди обычно стараются избавиться от ошибок, забыть их, оставить где-нибудь. В этом, в частности, основная причина того, что они вновь и вновь совершают те же ошибки. Ведь если с тобой нет ни самой ошибки, ни памяти о ней, ты можешь ошибиться на том же месте. Надо хотя бы помнить о сделанных ошибках, чтобы не повторять их. А другие, наоборот, всю жизнь только и делают, что собирают свои и чужие ошибки – а потом продают их. Он скупает, а потом перепродаёт.
– Зачем же люди покупают ошибки?
– Как зачем? Я же сказал: чтобы ошибаться! Имея ошибку, ошибиться легко… нет человека, который бы не ошибался. Так лучше воспользоваться чужой ошибкой, чем ошибиться самому. По крайней мере, ты будешь точно знать, что тебя ждёт, и сможешь заранее приготовиться. Наконец, ты будешь меньше переживать из-за неё. Ведь это ошибка, которую ты сам выбрал, уже известная, почти своя…
– А не будет ли сознание того, что ты сам, добровольно, сделал ошибку, ухудшать твоё состояние? И не станешь ли думать, что если бы не сделал, или сделал не сейчас, всё могло бы пойти по-иному? Человек всегда так думает. А тут собственными руками…
– Но если вы ошиблись специально, будет ли ошибка ошибкой? – я решил добавить вопросов.
– Конечно! Чем же она может быть? Можно попросить сертификат…
– Ну-у, как говорил Черчилль: «это не преступление, это хуже: это ошибка», – процитировал я. – мне кажется, специально сделанная ошибка тянет на преступление.
– Видите! Он ошибку ставил выше преступления! То есть ошибка намного важнее! Ценнее!
– Он говорил: хуже.
– Так это же в превосходной степени! В отрицательно превосходной.
Я понял, что чего-то не понял, и решил свернуть в сторону, произнеся банальность, которая иногда служила людям альтернативой в подобных спорах:
– По-моему, лучше ничего не знать. Пусть всё происходит само собой, чисто случайно.
– Случайно? – Гид усмехнулся. – Случайно ничего не происходит. И что такое случайность? Расхожий товар из соседней лавчонки. А на чужих ошибках можно чему-нибудь научиться. Помните выражение: только дураки учатся на своих ошибках, умные учатся на чужих.
– А если и на своих не учатся?
– Тогда это идиоты…
Пока мы рассуждали о дураках и ошибках, я сам чуть не совершил таковую: заглялелся, лялякая, на окружающие диковинки, и при переходе улицы не посмотрел, как положено, по сторонам. И на меня едва не налетел тяжеловесный першерон. Главное, он так топотал копытами, что слышно было за версту. Но я не услышал – наверное, потому что находился не за версту, где слышался топот, а здесь, где топота не было.
Нет, он не сбил меня: его круп пролетел в сантиметре от моего носа. И носу сильно досталось, тяжёлым запахом. А я почувствовал лёгкий испуг, который, впрочем, быстро исчез.