ЯЗЫЧЕСКАЯ СВОБОДА
Шрифт:
Несмотря на низкое положение солнца над уровнем горизонта, при котором вследствие дифракции мы видим только длинноволновую часть спектра (желтый оранжевый и красный цвета), древние арии знали что нормально свечение солнца — белое, хотя научно доказано это было только Ньютоном который сначала разложил солнечный цвет на семь составляющих а затем обратно получил из них белый цвет. Ну так то ж Ньютон! Величайший физик! А там — "просто люди". Поэтому солнечный корень вошел в слова обозначающие белый цвет (ср. латинское alba др. греческое leicos русск. белый). Белый цвет стал символом солнца и абсолютной чистоты у всех белых народов. Белые рубашки, белые манишки, белые мундиры, белые парадные пояса, белые перчатки, белые подвенечные наряды, белые лимузины, белые лошади, роскошные белые яхты, белые аэробусы. А еще раньше: древнегреческие храмы отделанные белоснежным мрамором, белые хламиды, туники и тоги. Мало кто знает, что и египетские пирамиды были отделаны ослепительно белыми плитами. Для этой цели использовался мрамор доставляемый со средиземноморских островов. Позже он был содран и пошел на отделку христианских и мусульманских храмов. Белый цвет имел у арийцев абсолютный приоритет перед всеми остальными вместе взятыми. Как тут не посмеяться над древнекитайскими императорами, которые, желая подражать солнцу, одевались во все желтое, в то время как их подданные не имели права иметь в своей одежде даже нитку желтого цвета. Не знали китайские императоры что солнце — не желтое!
Впрочем и арийцы отождествляли с солнцем одну весьма дорогую вещь, цвет которой можно условно назвать желтым. Речь идет о золоте. Золото, которое встречается в основном в самородном виде, было первым металлом которые арии идентифицировали. А «солнечный» корень указывал на сам факт идентификации. И нельзя не подчеркнуть, что золото для белого никогда не было самоцелью. В самых культурных и продвинутых государствах древности, населенных белыми, наличествовало всегда очень малое количество золота. В Грецию оно реально начало поступать только после походов Александра, Рим обзавелся достаточным его количеством уже в эпоху императоров. В северо-арийских (главным образом германских и скандинавских) сагах золото служит лишь символом богатства и силы, но никто и никогда не использует его в спекулятивных целях. Вёльсунги, Зигмунд, Зигфрид, державшие клад Нибелунгов, и не думали взять оттуда часть драгоценностей для обеспечения какого-либо из своих приключений. Кримхильда продолжила эту традицию. И только когда золото попало к желтому Аттиле, оно вдруг
Золотой век длился не вечно. Пришло время и белые, смотря на красное солнце и собирая золотые самородки, узнали и черную сторону бытия. Они, уже имея в своих рядах первых интеллектуалов, стали реальными хозяевами судьбы и получили возможность свободно выбирать способ своего существования. А это уже предъявляло ответные требования. Белые могли теперь сознательно идти путем совершенства, но могли и деградировать. Все зависело только от интеллектуалов.
ГЛАВА ВТОРАЯ
РАБЫ И ПРОСТИТУТКИ
Роковое начало всегда завершается роковым концом. Полная свобода для отдельного совершенного индивида входящего в социум не может быть достижима пока кто-то, имеющий аналогичное качество, несвободен. Мы не утверждаем, что его нужно сделать свободным, свободным нельзя никого «сделать», нет, просто сам факт существования несвободных дискредитирует и оскорбляет свободных. Получается некий вариант "семьи с уродом", т. е. ненормальной семьи. Вроде человек такой же как и мы, но не свободный. Раса, в свою очередь, всего лишь большая семья и качество её определяется не только процентом элиты, но и процентом уродов.
Понимание свободы, в максимальной степени, доступно исключительно совершенному индивиду, ибо только он может ей адекватно воспользоваться. Для остальных свобода — всего лишь обуза, от которой они рано или поздно отказываются. Неспособность существовать в свободном мире и постоянное стремление вернуться к несвободе определяет качество бессознательных масс, которые, как писал Ле Бон, "всегда приветствовали тех, кто разрушал алтари и троны, но еще воодушевленнее приветствовали тех, кто их восстанавливал" ("Психология масс и социализм", 1907). Это те самые «горбатые», которых, как известно, и могила не исправляет. Свобода всегда предполагает то, чего подавляющее число индивидов сознательно опасается, — я говорю об ответственности. Ответственность неизменно базируется на внутренней силе, которая, в теперешние времена, есть не у многих. Вот вам и движущая сила "эры проституции", как адекватно может быть назван ХХ век. Непонятно, почему торговля телом считается самой древней профессией? [5] Таковой она никак не могла быть по целому ряду причин, но то что у нее есть шанс оказаться последней профессией — представляется вполне очевидным, во всяком случае она была последней профессией распадающейся Римской Империи. Женская проституция, в смысле торговли телом, стала отдельным социальным явлением только при возникновении относительно устойчивого института семьи, а общее негативное или просто неприязненное отношение к проституткам подпитывают сами женщины, ибо каждый человек всегда стремится выставить низкими такие качества, которые он не хотел бы иметь в себе самом. Нормальным женщинам (т. е. женщинам типа "мать") до проституток вообще никогда не было никакого дела, а резко осуждали проституцию лишь бывшие проститутки, решившие на том или ином этапе стать "жёнами", — т. е. достичь бытия, ибо проститутка всегда вне бытия, вне культуры. Вот почему в периоды культурного прогресса число проституток минимально. Проституция всегда субстанцирована и необратима: проститутка остается проституткой, вне зависимости от качества будущего мужа. И вот теперь такая полужена-полупроститутка, которая частично или полностью стала зависеть от ненавистного мужа, не имеет и сотой доли той сексуальной свободы, которую имеет пусть даже самая дешевая шлюшка, работающая на садиста-сутенера, поэтому, вне зависимости от степени богатства мужа и количества денег которое он ей выделяет, она будет ему изменять при каждом удобном случае. Рабыня юридическая и рабыня сексуальная, проститутка может оказаться богатой, и финансово слабо зависеть или вообще не зависеть от мужа, но в таком случае она становится проституткой-альтруисткой — представительницей самой мягкой формой проституции (классический пример — Мессалина). Именно с полового альтруизма отставших в эволюции слабых и началась проституция. И сейчас в наиболее экономически развитых странах Европы, мы наблюдаем полнейшее разрушение института семьи, который никак не связан с общественными движениями агрессивных феминисток и прочих лесбиянок, но объясняется полной финансовой самодостаточностью женщин типа "проститутка," которая оказалась реально достижимой для очень многих, после чего семья, а они ее видят только как оптовую форму проституции, стала абсолютно непривлекательной и ненужной. Но в «первобытные» времена, одновременно с потерей все большим и большим количеством индивидов свободы, теряла свою свободу и женщина, причем быстрее, как физически более слабая. Но и вклад женщин в лавинообразный процесс разрушения семьи составляет максимум 50 процентов. Остальную половину добавили мужчины, по какому-то нелепому недоразумению считающиеся "сильным полом". Слабая обезьяна пустила такое броское выражение, а миллионы слабых самцов повторяют его с неописуемым энтузиазмом. Вот что такое маскировка слабости! Сейчас никаких сильных и слабых полов нет, есть два слабых пола. Кто из них более слабый нет смысла выяснять, ибо в любом случае они не могут существовать друг без друга. Когда мужчины начали в массовом порядке утрачивать свободу у них серьезно обострился инстинкт обладания подменяющий любовь и обуславливавшийся
5
Обратим внимание, что тезис о проституции как о наидревнейшей профессии усиленно продвигают журналисты, гордо именующие себя "представителями второй древнейшей профессии" и, одновременно, — "четвертой властью". Комментарии излишни.
заниженной самооценкой на фоне еще достаточно большого количества сильных. Этот инстинкт породил ревность — самую слабую реакцию, которую мы можем наблюдать у мужчины. Ревнуя женщину к другому, зачастую внешне менее привлекательному, он автоматически признает свою слабость и списывание такого «гнусного» поведение женщины на ее врожденную природно-обусловленную «тупость» и «распущенность» — совершенно не уместно. Любая, даже самая продвинутая женщина, ближе к животному, поэтому она инстинктивно чувствует силу вне зависимости от формы ее проявления, ей далеко не всегда является физическая сила (вот почему «бабы» выбирая между культуристом и «доходягой» нередко предпочитают последнего) и она, естественно, тянется к этой силе. [6] Изучив характеры большого количества «ревнивцев», можно без всякой оглядки констатировать, что и самая слабая женщина всегда выше такого партнера и тем более выше его тот, к кому он эту женщину ревнует.
6
Отто Вейнингер, напротив, считал что в любом случае фертильная нимфетка предпочтет грубого и волосатого мужлана, нежному романтичному юноше.
Собственно, мужчина склонен к проституции не меньше чем женщина. Разговор, понятно, идет о слабых мужчинах. Но более развитая функция сознания не ограничивает проституцию сугубо сексуальной сферой, напротив, мужчина, как существо более лабильное и имеющее значительно больше способов самореализаций чем женщина, к данной сфере приложения своих способностей питает минимальный интерес. По сути, торговля телом — низшая форма проституции, она-то и возникла раньше всего потому, что кроме «тела» нечего было предложить. Но прогресс необозримо расширяет предложение. Первые рабы, появившиеся еще до того как было придумано обозначение для них, были ни чем иным как проститутками. Потом рабство приняло экономический оттенок и было закреплено в соответствующих законодательствах. Иными словами, рабы появились все-таки раньше чем рабовладельцы! Так называемые рабовладельцы просто закрепили существующее положение дел, признав рабами не только номинально существующих в тот момент рабов, но и их детей и всех потомков которые могли потенциально появиться. Подумать только, ведь несколько тысячелетий назад Земля представляла перенасыщенную животными и растительными ресурсами территорию, при населении в 10–15 миллионов человек, с гораздо более лучшим климатом. Огромные богатейшие территории с прекрасными землями попросту не были заселены. И в этот момент существовало рабство, причем при полном отсутствии структур подавления, типа армии и карательных органов, а также химер новейшей экономической истории, вроде концентрации производств и капиталов. Мы видим как сейчас энтузиасты-любители и прочие экстремалы, вооружившись примитивными орудиями, живут долгое время в лесах или джунглях и совершенно нормально себя кормят, не прибегая ни к каким формам рабства. Живут, заметим, при тотальном оскудении флоры и фауны. Поэтому все построения схем попадания в рабство, через постепенное экономическое расслоение, например из-за различия в качестве земельных наделов, наверное имеют рациональное зерно, но они — схемы развития более высоких форм рабства. Первые рабы были не экономическими рабами, а утерявшими чувство свободы дегенератами. И только в последствии, когда сильные приложением своего интеллекта и воспользовавшись рабскими инстинктами слабых, завладели всеми существующими на тот момент ценностями, рабовладение превратилось в систему, в четкое отделение совокупности «рабов» от совокупности «господ». История рабства, вплоть до наших дней, превращается в ни что иное, как в историю проституции в ее наиболее полной форме, а множество изданий посвященных истории проституции, как проституции женской, охватывают лишь один, занимательный, но незначительный аспект, по большому счету не сыгравший существенной роли в мировом процессе. Рост числа рабов всегда абсолютно совпадал с ростом числа проституток. Сейчас в мире бум проституции и одновременно — бум работорговли, причем и в рабы, и в проститутки индивиды продаются или отдаются бесплатно, в громадном большинстве случаев на совершенно добровольной основе. Здесь, правда, мы не рассматриваем случаи насильственного захвата рабов, дающие весьма незначительных их процент.
По мере дальнейшего уменьшения эволюционного потенциала в проституток превращаются все. Проституция становится сначала смежной специальностью, постепенно вытесняя основную. Проститутки-женщины, проститутки-мужчины, проститутки-дети, проститутки-родители, проститутки-интеллигенты, проститутки-государственные служащие, проститутки-генералы, адмиралы и маршалы, проститутки-министры и президенты. Проститутки-научная и псевдонаучная элита. В зависимости от того, под каким углом зрения весь
Большинство работ выполняемых современными индивидами может быть отнесено к той или иной разновидности идолопоклонства. А проституция и идолопоклонство — суть выражение одних и тех же мотивов. Проститутка относится к нормальной женщине так же, как примитивный фетишист-идолопоклонник к индивиду с устоявшейся религиозной традицией. Идолопоклонство никак не связано с количеством богов как таковых. В Риме их было множество, но реальное идолопоклонство началось незадолго до рождения Христа, когда Рим докатился до «имперской» формы правления, а вместо статуй богов-сверхлюдей стали лепить ублюдков-императоров и воздавать им божественные почести. Теперь его падение было вопросом времени, как и торжество монотеистического тогда еще христианства. Христианство тоже исключительно быстро соблазнилось в идолопоклонство, но здесь решающую роль сыграла организация; и не будет слишком смелым предположить, что если бы церковь не потрясали расколы, она бы заплыла жиром и развалилась примерно в X–XI веках. Расколы продлевали ее жизнь, заставляли непрерывно бороться. А конец христианства наступил только потому что подошел максимальный срок существования подобной доктрины и доказательство тому — одновременная деградация всех его ветвей, вне зависимости от событий происходивших в странах где оно было основной религией. Рассвет идолопоклонства в Риме совпал с грандиозным размахом проституции, которая в те времена и стала по сути единственной женской профессией. И это при том, что за 500 лет республиканского Рима нам известно только о нескольких разводах! Теперь же разрушалась семья и резко сократилась рождаемость, ибо, как показал Ломброзо, только каждая третья проститутка рожает детей. Тот же Ломброзо неоднократно подчеркивал особую, непонятную обычному человеку, «набожность» проституток. И никто оглянуться не успел, как в императорскую тогу облачились сначала случайные лица, потом рабы, а в конце к ним присоединились межвидовые гибриды — сирийцы, арабы, негры. Мы можем без всяких оговорок заявить, что проституция и идолопоклонство не только идут нога в ногу, но и имеют тождественные причины возникновения. О них мы поговорим позже, сейчас же особо отметим, как образ жизни индивида влияет на ощущение им свободы. Человек, которому неинтересно ничего, способен выполнять любую работу, лишь бы здоровье позволило, но он никогда не достигнет в ней подлинного совершенства. Подумать только: нормальные люди, на протяжении всей жизни, ежедневно, за исключением выходных и кратковременного отпуска который далеко не все имеют, совершают рейды по одному и тому же маршруту, занимаются одним и тем же делом, видят одни и те же лица, получают зарплату в один и тот же день. И наивно предполагать что такой образ жизни никак не отражается на индивиде. Отражается, причем очень серьезно. Он превращает жизнь в специализацию, делая человека потерянным для эволюции. Ведь идолопоклонство, если не обращать внимание на его "внутреннее содержание", которого нет, сводится всего-то к повторению стандартных действии, происхождение и назначение которых «алчущий» вряд ли сможет объяснить. А ведь было время, когда люди ранним утром не имели ни малейшего представления каким будет день. Вот тогда они и эволюционировали. Сейчас идет антиэволюция, — "торжество рыночных отношений". Ее основа — стабильность. Причем во всех сферах, в политике, в экономике, даже в климатических условиях. А стабильность вызывает у бессознательных масс идолопоклоннические наклонности: фетишизм, накопительство, жадность, стремление "устроиться получше", "сделать карьеру", что уродует как массу, так и отдельного индивида, но точно так же его уродует и ежедневный однообразный труд. Посмотрите на творческих людей, ученых, артистов, художников, писателей. Если они избегают вредных привычек, то за редким исключением, не просто хорошо сохраняются до глубокой старости, но и в не меньшей степени сберегают собственный творческий потенциал. При том, что работа может стоить им значительного эмоционального напряжения, которое, как точно установлено, отнимает жизненные силы не меньше чем труд физический. Теперь возьмем тех, кто занят пусть и не тяжелым, но однообразным трудом, результат которого заранее предсказуем. Отчетливый налет старости очень часто покрывает лица подобных людей значительно раньше тридцати лет. А все потому, что такой человек вычеркнул себя из эволюции. "Те кто слаб плясать с ветрами, вон из рая!" — говаривал наш остряк Ницше. Он уже никогда не станет выше чем он есть и весьма удачным кажется вариант, при котором он останется всего лишь тем, чем он есть сейчас. И никто никогда не задаст себе вопрос: "если у меня была жизнь, то на что же я ее потратил?" А если и произойдет нечто, и кто-нибудь себя об этом спросит, то с ужасом или сожалением обнаружит, что четверть жизни ушла на стояние возле конвейера или станка, треть была проспана, что требовалось для компенсации напряженных трудовых будней, и еще примерно треть проведена в "подготовительных продседурах", — в дороге на работу и с работы, отдыху от нее в выходные дни ну и т. д.(что обозначает слово «отдых» также хорошо известно, во всяком случае кто много работает, тот всегда слабо представляет что есть реальный отдых). Именно такие люди всегда лишены действительно ярких и стоящих воспоминаний, они попросту утрачивают способность их воспринимать. К 40–45 годам они весьма слабо помнят что с ними было в молодости, если таковая вообще у них была. Им наверное даже страшно заглянуть в подобные воспоминания; бесконечная даль отделяющая их от тех лет, вызывает ощущение тотальной безысходности. Именно тогда и начинаются массовые разлады в семьях специализировавшихся индивидов. Причем никакой "бальзаковский возраст" здесь не играет существенной роли. Бывшие верные супруги уходят не к любовницам или любовникам, они просто уходят друг от друга, движимые возникающими реминисценциями на тему "какими мы были раньше, и во что превратились теперь". Они могут быть дороги, но одновременно и противны друг другу. Поэтому формально брак, как правило, не расторгается. Эта группа весомо пополняет ряды алкоголиков, соединяясь с теми кто пил с молодости. Более того, очень часто происходит забавная вещь: сорока-пятидесятилетние дяди и тети начинают, что называется, "косить под молодых". Одеваются по молодежной моде, делают себе нарочито вызывающие «стильные» прически, употребляют молодежный жаргон, ездят на роликах или скейтбордах, посещают дискотеки, пытаясь, таким образом, прожить лучший (как они теперь наконец-то поняли) отрезок жизни еще раз, но уже «правильно». Ясное дело, это лучше чем прикладываться к бутылке, хотя повторимся, — довольно забавно и смешно со стороны. Жизнь, как и история, второй раз повторяется в виде фарса. В данном случае — фарса весьма и весьма дешевого. Впрочем, их — явное меньшинство. Те же что предпочли игре в молодых объятья Бахуса, первоначально выглядят качественнее алкоголиков со стажем, но разница стирается, максимум, за несколько лет. Ими перестает двигать воля к жизни и прекращение такого движения дает начало первым аккордам прелюдии смерти. Неплохо бы вспомнить, что ударными отрядами разного рода революционного отребья всегда были именно такие. Теоретики коммунизма знали на кого ставить. Смерть находит смерть. Если белый человек прекратил эволюционировать, то он неизбежно деградирует. Третьего не дано. Застыть в развитии — удел Востока и Африки. Белые могут упасть, но только для того чтоб либо исчезнуть, либо подняться на более высокий рубеж. И это единственный способ их существования.
В наш век вульгарного и совершенно бесплодного экономического прожектерства, соединенного с всеобщей охотой за деньгами и повышением собственного социального статуса, над столь сложными вещами народ практически не задумывается. Но когда-то все было предельно ясно. Главным образом, из-за отсутствия постоянной необходимости доказывать свою профпригодность, которая неизбежно предполагает отказ от части свободы; и чем более высокая степень такой интеграции, тем менее свободен индивид. В глобальной экономике, куда все народы идут