Языческий календарь. Миф, обряд, образ

Васильев М. С.

Основными из этих легенд, наиболее разработанными и особенно почитаемыми, являются две: ирландское сказание о битве при Маг Туиред, битве между племенем богов и грозными врагами с островов из-за моря, и огромный круг германских (и, в меньшей степени, кельтских) преданий о Дикой Охоте, ужасной процессии мертвых воинов и демонов загробного мира, что угрожает несчастьями и смертью каждому, кого застигнет вне дома долгая осенняя ночь.

Битва при Маг Туиред, сражение между Племенами Богини Дану и войском фоморов, становится заключительным актом устроения божественного порядка в Ирландии, того порядка, который приносил добро земле при владычестве Племен Богини, и который во многом унаследовали пришедшие позднее им на смену люди. При этом фоморы не предстают перед слушателем воплощением абсолютного зла, история их сосуществования с Племенами Богини — это не одно сплошное

порабощение, но долгая последовательность союзов и конфликтов, взаимных претензий и обоюдоприемлемых соглашений. Фоморы далеко не всегда одноноги и одноглазы, герой фоморов может предстать прекрасным витязем, а их владыка — справедливым королем. Главное, что делает битву с фоморами неминуемой, — их происхождение из-за моря, с островов, из иного — по отношению к Ирландии — мира, с которым племена Богини, также пришельцы в Ирландии, успели сродниться, а фоморы, судя по всему, нет.

«…Основная часть саги — путешествие Конайре к жилищу Да Дерга и сражение с одноглазым Ингкелом — должна рассматриваться в перспективе ирландской эсхатологии: на уровне годового цикла связанные с ней представления реализовались в комплексе ритуалов и верований, связанных с праздником перехода к зиме, Самайном. Он был моментом открытого столкновения посю- и потустороннего мира и имел отчетливо «королевский» характер. Нарушение многочисленных гейсов в таком случае — это не факт «трагической судьбы» короля, а последовательное разрушение нормального и благополучного порядка мира, которое предшествует решающим событиям, где гибель — возрождение Конайре является залогом грядущего восстановления равновесия. С этой точки зрения между «Разрушением…» и «Битвой при Маг Туиред» открываются многочисленные точки соприкосновения, ибо второе повествование в определенном смысле архетипично по отношению к первому» [5] .

5

Шкунаев С. В. Герои и хранители ирландских преданий. Вступит, статья к сборнику «Предания и мифы средневековой Ирландии», с. 22.

Соединение Дагда и Морриган, произошедшее непосред­ственно «в пору Самайна перед битвой», отчасти раскрывает календарный смысл празднества. Хотя божества в ирландских сказаниях и не называются напрямую по своим божественным функциям, но очевидна календарная роль важнейших из них: Дагда, например, предстает как светлый вождь героев, любимец народа, и несет некоторые черты солнечного бога, в частности, обладает котлом неистощимым. Морриган — ив этом нет сомне­ния — хозяйка смерти, вестница и вершитель злой судьбы, при­зрак грядущей погибели, хотя и битва, и смерти происходят не по ее злой воле. Брак Солнца и Смерти — отражение тускнею­щего осеннего солнца, ибо Дагда стареет, и хотя в битве он совер­шит немало достойного, исход битвы переломит не он, но новые герои, время которых грядет. Так, подлинным героем битвы при Маг Туиред становится молодой, да и к тому же пришедший извне бог Луг.

О Дикой Охоте сказано столько, что нет нужды пересказывать весь спектр преданий о ней и описаний самой Охоты и ее предво­дителя. Наиболее туманное место в них — предназначение самой Охоты.

Она терзает каждого встречного, не разбирая грешных и пра­ведных,

– либо ищет определенного грешника или его потомков, что отразилось в преданиях, подобных легенде о «Собаке Баскерви­лей»,

– либо она преследует тех, кому в этом году предначертано умереть,

– либо просто предвещает грядущую смерть в селении,

– либо наводит ужас на всю округу, не приводя к осязаемым последствиям,

– а чаще всего — просто говорится, что лучше не попадаться на ее пути, ибо это не к добру.

Трудно определить, основываясь лишь на древних сказаниях, и сроки бесчинства Дикой Охоты. В одних из них говорится о том, что выезжает она «.. .осенними и зимними ночами», в других гово­рится о «...поздней осени»; большинство сказаний, приведенных Платовым в обобщающей статье, указывают на «бурные ночи», «ненастные ночи», без точного указания времени года. С Самай- ном сопряжено или первое ее появление, совпадающее с началом холодного времени года, или пик ее активности, период наиболь­шей смертоносной мощи во всем году [6] .

6

Платов

А. Дикая охота Королей Севера // Мифы и магия индоевропейцев. Вып. 11. М., 2002. С. 7—29.

Что до предводителя Дикой Охоты, то чаще всего это либо бог — владыка умерших, либо прославленный в этой местности павший, как правило, расставшийся с жизнью не в свой срок и не в честной битве, а в результате предательства или слишком близ­кого знакомства с тайными силами. Охота, во главе шторой стоит бывший смертный, составляет основу большинства англосаксон­ских преданий. Для кельтских же — более характерны яркие опи­сания охотничьих выездов князей Иного Мира, одно из которых открывает валлийское сказание «Пуйлл, вождь Аннуна», первую из «Четырех ветвей Мабиноги».

Три легенды приводит Платов в своем повествовании о Дикой охоте, и в двух из них возглавляет ее славный король или князь древности, предводитель воинов и добрый охотник при жизни, но знакомство с королем Потаенного народа (для короля Херлы) или любовь к его княжне (для Эйрика Дикого) приводит его к тому, что похождения славного князя продолжаются и после его смерти, а спутники из Сокрытого народа сопровождают его, не видя разли­чия между живым и умершим.

В третьей легенде Водчим Дикой Охоты становится охотник и спаситель короля, ставший — на охоте — на порог смерти, вер­нувшийся с него и из-за предательства других людей лишившийся охотничьего служения, а вместе с ним и жизни. Но месть предате­лям — не основное содержание легенды, ибо с осуществлением ее легенда не заканчивается. Даже покарав своих убийц, Херне не оставляет опасной забавы и продолжает беспокоить места, где совершилось предательство, до скончания века. Здесь можно вспом­нить и «Дикую Охоту короля Стаха», прославленную популярным художественным фильмом 80-х годов. Белорусское предание, став­шее основой для сюжета фильма, весьма близко к его кельтским аналогам, хоть и появилось на славянской земле.

Оба эти мифа приводят нас к особому значению Самайна как времени-безвременью, полосой меж летом и зимой, которая сама по себе ни летом, ни зимою не являются. Это значение праздника раскрывается в одном из его имен — «Время Погасших Огней». На космогоническом уровне это означает самые первые часы творения мира — еще до творения огня, часы, когда мир еще не устроен. Хаос, из которого рожден маленький островок мира, торжествует вокруг, силы его велики, а защита космоса еще слаба, и грядущий порядок, без которого невозможна жизнь ни богов, ни людей, только предстоит устроить. За него еще грядут битвы, исход которых не ясен. Даже в устроенном мире людей, защищенном оградами домов и словами сильных песен, наступает ночь, когда порождения Хаоса, вспоминая свое былое всевластие, вырываются на свободу, чтобы промчаться в триумфальной скачке по небу над землею, не разбирая пути.

МИСТЕРИЯ, ОБРАЗ, ОБРЯДЫ

С первых же строк надлежит отметить, что исполнение мисте­рии на Самайн является чрезвычайно ответственным и опасным делом. Не случайно следов Самайнской мистерии в источниках не встречается вообще. В доживших до наших дней народных тради­циях встречаются лишь остаточные явления наподобие ряжений на День Всех Святых (о них подробнее будет сказано в части, посвя­щенной славянской обрядности). Силы, которые приходится пред­ставлять на Самайн, слишком непредсказуемы, и встреча с ними, даже в защищенном мистериальном пространстве, может обер­нуться немалой опасностью если не для жизни, то для рассудка и имущества — непременно.

Так в давние времена спросил князь у своих буйных воинов, ухо­дящих в лес ночью Самайна: «Вы идете бегать по лесу, как охота Водана. Но что вы станете делать, если встретите ее на пути?»

Потому хоть мистерии Самайна и являются весьма значимыми в годовом круге, начинать мистериальный опыт предпочтительно не на Самайн, а в более защищенные Солнцем точки, избирая сюжеты, которые предполагают благожелательный для людей исход.

Теперь о содержании мистерий Самайна.

Суть любой мистерии — представляя в игре Высшие силы, на время стать ими, обогатить свой человеческий опыт опытом сверх­ъестественным, без которого неполна жизнь на этой земле. В этом аспекте каждый связанный с Самайном миф, любой один из двух названных и многих неназванных, может послужить основой для мистерии. Определенный сюжет устроители мистерии выбирают по себе, в зависимости от состава команды будущих участников, общего для них представления о содержании данной точки и пред­чувствий того, что надлежит совершить в эту сакральную ночь.