Языческий лорд
Шрифт:
— Мой муж убьет тебя, — он плюнула в мою сторону.
— Он много раз пытался, — ответил я, — а я все еще жив.
— Мы могли бы прикончить ее, — предложил Ролла. Он явно утомился сторожить женщин, по крайней мере Брунну. Ни один мужчина не устал бы смотреть на Фригг.
Я присел перед креслом Фригг и заглянув в ее глаза. Она мне улыбнулась.
— Помнишь меня? — спросил я ее.
— Она не слышит, — сказал Лейкнир.
— Знаю, но она понимает?
Он пожал плечами.
—
— А дети? — поинтересовался я, взглянув на близнецов, молча вытаращившихся на меня из дальнего угла комнаты. Мальчику и девочке было около шести или семи лет, и оба унаследовали темные волосы матери.
— Они разговаривают, — ответил Лейкнир, — и слышат.
— Как их зовут?
— Девочку — Сигрил, а мальчика — Кнут Кнутсон.
— И они бойко разговаривают?
— Обычно не умолкают, — сказал Лейкнир.
И близнецы и правда заговорили, потому что в тот момент произошло нечто странное, что-то, что я и сам не сразу понял.
В комнату вошел Меревал, а с ним до времени поседевший отец Уиссиан в длинном черном плаще, подпоясанном так, что он стал похож на рясу священника, и тут лицо мальчишки вспыхнуло.
— Дядя Уитред! — воскликнул Кнут Кнутсон. — Дядя Уитред!
— Дядя Уитред! — радостно вторила ему девочка.
Уиссиан вышел из тени к огню.
— Меня зовут Уиссиан, — сказал он, и лица близнецов помрачнели.
В то время я не придал этому значения, потому что не отрывал глаз от Фригг, а созерцания такой красоты было достаточно, чтобы лишить любого человека здравого смысла.
Я еще сидел на корточках и взял одну из ее белых рук в свою, она была такой легкой и хрупкой, как птичка в кулаке.
— Ты помнишь меня? — снова спросил я. — Мы встречались у Эльфадель.
Она лишь улыбнулась. Когда мы пришли, поначалу она испугалась, но теперь выглядела вполне счастливой.
— Ты помнишь Эльфадель? — спросил я и, конечно, не дождался ответа.
Я очень мягко сжал ее руку.
— Ты пойдешь со мной, — сказал я ей, — и твои дети тоже, но обещаю не причинить вам вреда. Никакого.
— Ярл Кнут убьет тебя! — заскрежетала Брунна.
— Еще одно слово, — и я отрежу тебе язык.
— Ты посмеешь… — начала она, а потом снова взвизгнула, потому что я встал и вытащил нож из-за пояса. И к моему удивлению Фригг засмеялась. Она смеялась беззвучно, издавая лишь приглушенные гортанные звуки, но ее лицо засветилось от внезапного веселья.
Я подошел к Брунне, а она отшатнулась и съежилась.
— Ты умеешь ездить верхом, женщина? — спросил я. Она лишь кивнула. — Тогда поутру ты отправишься на юг.
Ты отправишься к тому жалкому червяку, которого зовешь мужем, и скажешь ему,
Я засунул нож обратно и посмотрел на Роллу.
— Они поели?
— Нет, пока я был здесь.
— Позаботься, чтобы их накормили. И присмотри за ними.
— Присмотреть, — произнес он уныло.
— Только дотронься до нее, — предупредил я, — и тебе придется иметь дело со мной.
— С ними всё будет в порядке, господин, — обещал он.
Этельред начал свою войну, а Кнут надул его, и теперь Кнут находился где-то в Мерсии, убежденный в том, что его враги в смятении. Давняя мечта датчан становилась явью: покорение саксонской Британии.
Правда, я был еще жив.
Той ночью мы почти не спали. Нам было чем заняться.
Финан выбрал из захваченных лошадей лучших, потому что они отправятся с нами. Мой сын возглавил группы, обыскивающие город в поисках спрятанных монет или еще чего-нибудь ценного, что мы могли бы унести, половина людей Меревала охраняла стены, а остальные ломали дома, чтобы собрать дрова и растопку.
Южные ворота сгорели, и мой сын загородил вход двумя тяжелыми телегами. Датчан снаружи было намного больше, чем нас, хотя они этого не знали, и я боялся ночной атаки, но никто не пришел. Я мог различить мерцающие на древней арене костры и другие, у моста, что лежал чуть дальше к югу. Скоро костров станет больше.
Люди Меревала складывали дрова у каждого участка деревянного частокола. Везде, где стену починили, мы разожжем огонь.
Мы спалим городские ворота и стены и лишим город всех защитных сооружений, сделанных не из камня.
Я не мог удержать Честер. Мне бы понадобилось в десять раз больше воинов, так что я собирался его покинуть, и без сомнения, датчане вернутся под защиту римских стен, но по меньшей мере я мог бы облегчить задачу саксонских сил, если они будут атаковать эти стены.
Для починки тех повреждений, что я планировал сделать, понадобится полгода — шесть месяцев, чтобы срубить деревья, обтесать стволы и воткнуть их в каменные обломки укреплений.
Я надеялся, что у датчан не будет шести месяцев. Так что когда спустилась ночь, мы разожгли костры, начав с северной стороны города. То тут, то там разгоралось пламя, освещая эту летнюю ночь, языки пламени взлетали к звездам, а дым закрывал небеса.
Честер был в кольце огня, пламя наполняло его гулом, а искры от костров долетали до соломенных крыш города, которые тоже начали гореть, но к тому времени, как был разожжен последний костер и пылала большая часть города, мы уже оседлали лошадей и были готовы к отъезду. Лишь одна звезда осталась на небе.