Язычники
Шрифт:
Боцман вынимает из другой клетчатой сумки большую африканскую маску.
ОЛЕГ. Зачем это?
БОЦМАН. (шепотом) Вдруг поможет?
Олег делает шаг вперед к Боцману, у него дергается лицо.
БОЦМАН. Давай просто… положим здесь…
ОЛЕГ. Зачем?
БОЦМАН. Понимаешь они… с этой штукой… с ее помощью народ в воздух подымали… что ж она… думаешь… Кристинку на ноги не поставит?
ОЛЕГ. (тихо) Ты что охуел совсем?
БОЦМАН. (шепотом)
ОЛЕГ. А ну вали отсюда, придурок!
Боцман вынимает из своей сумки толстую папку с бумагами.
БОЦМАН. Смотри, что я у нее в комнате нашел, у Кристины.
ОЛЕГ. (хватает папку) Ты что?! Ты что в вещах ее рылся, урод?!
БОЦМАН. Рылся! Потому что мне не все равно! Потому что я Кристинку вот с такого знаю! А вы — что?! Родители, едрена мать! У вас вон ребенок налысо побрился и с балкона выпрыгнул — вы б хоть в ящик стола ее заглянули!!
ОЛЕГ. (читает) Реферат. Традиционные верования народов черной Африки.
Олег листает реферат. Внезапно из папки выпадает какой-то лист бумаги. Олег его поднимает.
Весна. Скамья перед храмом. зелено, солнечно, весна. На скамейке сидят Наталья и Марина.
НАТАЛЬЯ. Завтра пасха.
Марина молчит.
НАТАЛЬЯ. В народе говорят: на Пасху умер — яичко в руку.
Марина молчит.
НАТАЛЬЯ. Счастье большое считается, везение — на Пасху умереть… Как раз райские ворота открываются и до самого конца светлой Седьмицы открытые без охраны стоят… Вот кто на Пасху помер, даже грешник большой, в рай попадает…
Марина молчит.
НАТАЛЬЯ. (глаза на мокром месте) Я всё думаю: а может зря я приехала? разбередила у вас всё… я же когда… когда Олежик маленький был, два года ему было… отец его нас бросил, а я беременная была… и без работы, Олежик маленький и я беременная… и работы — нет… и пошла я Марина на грех великий — на аборт пошла… а потом… как не стало мне жизни… все болела… и Олежик болел… соседка сказала: пойди ты, Наталья, в церковь… я пошла, к батюшке, к отцу Анатолию, а он и говорит: грех великий на тебе, матушка, отмаливать надо… долго отмаливать… страшный грех… езжай, говорит, в Почаев… молись о прощении… и уж как я уезжать не хотела! Олежик маленький и уж как он просил меня, как плакал: мама, не уезжай!! и я вместе с ним плакала… (строго, с каменным лицом) но понимала, что если не отмолю — грех мой и на детей моих, и на внуков… я же ради Олежика и уехала, по монастырям скиталась! я же все эти годы за вас каждую ночь молилась! мы же все грешники, грешники, Марина, все перед богом виноватые…
Наталья замолкает. Сморкается. Начинает говорить с неожиданным оптимизмом в голосе.
НАТАЛЬЯ. Марина, а ты еще квартиры продаешь? Нет? Продала бы вашу с Олежиком квартиру да и в деревню уехали бы, в Дивеево… на природе, в молитве, в покаянии… А там вдруг Господь вам еще ребеночка пошлет… ты женщина не старая
Марина внезапно встает и уходит.
НАТАЛЬЯ. Мариша! Мариночка! Куда ты?!
Наталья еще какое-то время сидит на скамейке одна. Закрывает глаза, шепчет молитву, крестится, уходит.
Больничная палата. Кристина все также все в той же позе без сознания лежит опутанная трубками. У окна стоит ее отец и что-то тихо наигрывает на кларнете. Перед ним на подоконнике лежит листок бумаги, выпавший из реферата по религиям народов Африки. На стуле перед кроватью Кристины сидит Боцман и листает реферат. Боцман то и дело поглядывает на большую африканскую маску, которую он прислонил к стене таким образом, чтобы маска «смотрела» на Кристину.
ОЛЕГ (задумчиво) Какой-то я не современный, да?
Боцман непонимающе смотрит на Олега. Олег прекращает играть, кладет инструмент на подоконник, берет в руки письмо, снова перечитывает, хватается за голову.
ОЛЕГ. (отчаянно) Господи, какой идиотизм!
Меряет шагами больничную палату, зажав в руке письмо.
БОЦМАН. Раньше надо было думать.
ОЛЕГ. Я же поверил, я же думал…
БОЦМАН. Что ты думал?
ОЛЕГ. Ну я не знаю… Ну, что я мог думать!
БОЦМАН. Ты думал, что твоя дочка, которая всю жизнь отличница, школу с золотой медалью закончила, во всех олимпиадах, что она вот так раз — стала бухать и с мужиками на пляже путаться? Вот так — раз — и в дебилку превратилась? из института выгнали?!
ОЛЕГ. А что я мог думать?! Откуда я знал?!
БОЦМАН. Пипец! У меня хоть детей нет, но даже я знаю, что просто так с балконов не кидаются!.. Это только в бога можно за один вечер поверить! А для всего остального надо до фигища времени!.. Спросить ты не мог?! Она же тебя больше всех любила… любит…. ты же ей…
ОЛЕГ. Ой, заткнись! Тоже мне! То поклоны бьет, то потом из себя Кашпировского строит! Откуда я знал?!
БОЦМАН. Надо было знать!
Олег смотрит на дочь, садится на край кровати.
ОЛЕГ. (плачет) Честное слово, хоть я тебя никогда не бил — вот так бы взял бы ремень и так бы дал бы тебе по жопе! Как же можно из-за какого пидораса, Кристина?! (потрясает письмом) да он же… он же… он ногтя твоего не стоит!!! (читает)… «мир с тобой и мир без тебя — это два разных мира. И если мне нельзя жить в первом, я отказываюсь жить в последнем»… Кто он? Ну, кто?!
Внезапно падает маска, стоящая в углу, прислоненная к стене. На аппарате, к которому подключена Кристина, начинает мигать красная лампочка. Олег вскакивает с места.
Ночь. Берег моря. Учитель выволакивает из воды Кристину. Она нахлебалась воды. Учитель переворачивает Кристину лицом вниз и бьет ее кулаком по спине — изо рта льется вода. Затем он кладет ее на спину и делает непрямой массаж сердца.
УЧИТЕЛЬ. Дыши, сука, дыши!