Язык и этническая идентичность. Урумы и румеи Приазовья
Шрифт:
Внутри научного сообщества также встречаются различные точки зрения, менявшиеся на протяжении рассматриваемого периода и сложным образом взаимодействующие с категоризацией урумов и румеев государством. Данная глава содержит краткий очерк истории изучения группы, хотя описание существующей научной литературы о приазовских греках не было самостоятельной задачей. Исследования разного времени о мариупольских греках привлекаются в качестве отражения внешней категоризации, то есть с точки зрения их последствий для самоопределения группы.
Поскольку категоризация группы исследователями и властями в некоторых случаях влечет за собой изменение условий, обстоятельств жизни сообщества, ниже обсуждаются некоторые ключевые моменты истории мариупольских греков. Однако в полном смысле слова исторической справкой предлагаемый обзор не является, так как различные периоды
Категоризация группы государством отражается в документах различного типа: указах, регулирующих жизнь мариупольских греков (положение переселенцев в целом [Жалованная грамота… 1830] или отдельные имущественные и юридические аспекты, – см. материалы и документы, приведенные в сборнике: [Греки на укра"iнських теренах, 2000], а также во всевозможных описаниях группы. Среди последних можно выделить статистические обследования и материалы переписей [Россия. Полное географическое описание, 1910; Итоги… 1923; Итоги… 1959; Итоги… 1973 и др.; Национальный склад… 2002], отчеты Министерства образования (например, [Корф, 1868; Мариуполь и его окрестности, 1892] и других ведомств, обсуждения законопроектов в Думе города Мариуполя [Журнал очередных и чрезвычайных заседаний… 1909].
Кроме опубликованных документов по истории мариупольских греков в книге используются материалы Государственного архива Донецкой области и его подразделения – Партийного областного архива (ГАДО и ГАДО-парт; Донецк), Института рукописей Национальной библиотеки Украины имени В. И. Вернадского (НБУ; Киев,), Центрального государственного архива высших органов власти и управления Украины (ЦГАВО; Киев) и Центрального государственного исторического архива Украины (ЦГИАУ; Киев).
Архивные материалы можно разделить на два типа: (1) ранние сведения о группе и идиомах в документах конца XVIII в., хранящихся в ЦГИАУ и Институте рукописей НБУ; (2) сведения, относящиеся к 1920–1930 гг., источники которых сосредоточены в ГАДО, ГАДО-парт. и ЦГАВО.
Документы ЦГИАУ представляют собой протоколы сохранившихся 54 судебных дел, рассматривавшихся Греческим судом в 1780–1799 гг. Кроме материалов уголовных дел протоколы Греческого суда включают различные административные и хозяйственные записи: долговые расписки, протоколы выдачи паспортов и т. п. [ЦГИАУ 6; ЦГИАУ 7, ЦГИАУ 10]. Протоколы составлены преимущественно на русском языке или на урумском, записанном греческими буквами. В НБУ представлена переписка греческих церковных деятелей.
Протоколы и документы из отдела рукописей привлекались преимущественно как источник сведений о языке конца XVIII в. церковных иерархов и образованных греков, делопроизводства Греческого суда и общения простых жителей, вызванных на допрос или сочинивших донос на соседа.
Второй тип источников – документы 1920-1930-х гг. – составлен на русском и украинском языках. Румейский и урумский в них не использовались [10] . При анализе этих источников я обращала внимание как на фактическое положение языков греков Приазовья и особенности языковой политики данного периода (отражавшиеся и (или) регулировавшиеся официальными документами), так и на дискурсивные стратегии описания групп, в первую очередь на принятую в официальных документах систему номинаций групп и идиомов. Решение первой задачи представляет определенные сложности: невозможно проверить, насколько представленные, например, в ежегодных обследованиях национальных районов и сельсоветов описания языковой ситуации в греческих селах отражали действительное положение идиомов, а распоряжения окружного бюро по делам национальных меньшинств регулировали использование того или иного языка в школе. В ряде случаев, тем не менее, можно, по-видимому, доверять сохранившимся источникам, подтверждающимся другими материалами.
10
Хотя
Материалы 1920-1930-х гг. чрезвычайно показательны для анализа дискурса о мариупольских греках, поскольку в архивах сохранились документы этого периода, относящиеся к разным уровням властной иерархии: от протоколов сельских сходов по вопросам преподавания родного языка до постановлений ЦК УССР. Архивы позволяют проследить, как одна и та же точка зрения на группы, кочуя по документам различных инстанций (снизу вверх и сверху вниз), превращалась в официальную. Языковая и национальная политика этого времени предполагала активное включение в административную работу представителей интеллигенции из числа коренного населения (так называемая коренизация государственного аппарата) [Алпатов, 2000; Бахтин, 2001]. В конце 1930-х гг. происходит изменение национальной политики, и с этого момента мариупольские греки не упоминаются в архивных документах вплоть до конца 1980-х гг.
Категоризация мариупольских греков в официальных документах нередко учитывает сложившийся научный дискурс. И наоборот: интерес исследователей к группе нередко мотивирован вниманием к ней со стороны государства, как происходило, например, в 1920-1930-е гг. После запроса комитета по делам нацменьшинств Окружного исполкома началась работа экспедиций сотрудников ЛГУ по описанию языка и культуры мариупольских греков. Результаты этой работы отражены в публикациях И. И. Соколова (1865–1939), Д. С. Спиридонова (1871–1938), МБ. Сергиевского (1892–1946) [Соколов, 1930; Соколов, 1932; Спiрiдонов, 1930; Сергиевский, 1934] [11] . Выработанные в этот период учеными представления о группе непосредственно учитывались в постановлениях, регулирующих работу национальных школ и сельсоветов.
11
Сами материалы экспедиций 1927–1934 гг. не удалось найти в архивах ЛГУ; возможно, они были конфискованы после ареста И. И. Соколова [Анимица, Кисилиер, 2009, с. 13].
Научный дискурс о мариупольских греках появился в середине XIX в. Складывается впечатление, что этнография конца XIX – начала XX в. интересовалась греками лишь в связи с внешними проблемами групп. Среди весьма немногочисленных работ о мариупольских греках значительная часть написана не специально в связи с исследованием сообщества, а по каким-либо иным причинам. Как отмечает А. Л. Бертье-Делагард (1842–1920), первое описание переселения из Крыма в Приазовье было создано в 1836 г. на основании воспоминаний греков местными священниками по требованию екатеринославского архиепископа Гавриила (Розанова, 1781–1858), которого интересовали в первую очередь сведения о церковных приходах в Крыму и Приазовье [Бертье-Делагард, 1920, с. 7; Гавриил, 1844]. В. И. Григорович (1815–1876) первым составил словарь языка татов (то есть румейского) в ходе путешествия, исходной (и главной, как неоднократно отмечает автор) целью которого было посещение места исторического сражения на реке Калке [Григорович, 1874].
Стереотипы повествования о греках Приазовья были заложены уже в первых работах о мариупольских греках. На материале этнической истории группы исследователи реконструировали взаимоотношения христианского и мусульманского населения Крыма (не случайно работа А. Л. Бертье-Делагарда, впервые изданная в 1915 г., называлась «Исследование некоторых недоуменных вопросов Средневековья в Тавриде» [Бертье-Делагард, 1920]. Двуязычие группы при этом могло служить как аргументом в защиту гипотезы об утрате родного языка греками, так и подтверждением появления греческого самосознания у исконно тюркской группы с принятием ею христианства. Подразумевалось, что греки словно перенесли в чистом виде существовавшие некогда в Крыму отношения в Приазовье, законсервировали некоторые черты быта и религиозные традиции. Ф. А. Браун (1862–1942), интересовавшийся древним населением Крыма, занялся изучением этнографии мариупольских греков, потому что считал их потомками исчезнувших крымских готов и рассчитывал узнать что-либо об их культуре, наблюдая за жизнью современных ему греков Приазовья. Однако в результате полевой работы Браун не нашел подтверждения своей гипотезе о происхождении урумов от готов [Браун, 1890].