Язык североазербайджанских татов
Шрифт:
— Эй, землячок, за тобой сорок!..
Тот протянул ему окурок через головы лежавших впереди бойцов.
— Вот это, вижу, человек! — отозвался Шмая, глубоко затягиваясь. — И табачок хорош. Давно такого табачка не курил… Верно, из посылки у тебя? Да, постарались для нас бабоньки в тылу, дай им бог здоровья и добрых женихов!.. Может, теща тебе прислала?
Он затянулся еще раз-другой, хваля табак, передал бычок соседу, а сам стал энергичнее помешивать кашу в котелке.
— Говорят, в Крыму хороший табачок… Вот уже где накуримся за все эти годы! Скорей
И он снял с костра котелок, набрал ложку каши и с аппетитом попробовал. Кивнул головой: мол, каша получилась на славу, принялся есть, приглашая в компанию соседей.
— Хорошо сварил кашу, солдат? — неожиданно послышался из густой темноты незнакомый голос.
— А ты как думал? Столько лет воюю, а кашу варить не научился? Хорош бы я был солдат!.. И чего спрашиваешь? Доставай свою ложку и пристраивайся…
— Жалость какая, ложки у меня нет… — кинул тот из темноты.
— Что, ложки нет у тебя? Да какой же ты после этого солдат? Думал, видно, что к теще в гости едешь? Эх ты! На войне, брат, солдат обязан соблюдать три золотых правила: никогда не расставаться с ложкой и котелком, не ссориться с кашеваром и от кухни не отставать…
Солдаты дружно расхохотались. Не выдержал и незнакомец. А Шмая, глотая горячую кашу, продолжал его отчитывать:
— Где ж это видано, чтоб человек пришел на фронт без ложки? Ты, верно, думаешь, что на войне тебе все поднесут на блюдечке? А винтовку ты часом не забыл где-нибудь? Ой брат, был бы ты в нашей роте, всыпал бы тебе ротный Дубравин три наряда вне очереди, тогда б ты знал, как ложку терять!.. Ну да ладно уж, не расстраивайся… Погоди минутку, — уже мягче добавил Шмая, — сейчас я тебе одолжу свою. Только ты смотри мне, больше без ложки на глаза не показывайся!
Шмая поел, облизал языком ложку, потом вытер ее хорошенько краем шинели, передал через головы спавших вместе с котелком и встретился взглядом с улыбающимися внимательными глазами незнакомца. Почувствовав себя неловко, что так немилосердно отчитал незнакомого человека из-за какой-то ложки, он стал шевелить палкой уголья в костре.
— Ничего не скажешь, молодец!.. Каша что надо! — проговорил тот, пробуя кашу. — А насчет ложки ты совершенно правильно говорил. У хорошего солдата все должно быть на своем месте. Хуже нет, чем солдат-раззява!..
Слова эти обрадовали кровельщика. Не хотел ведь он обижать человека. А тут еще в свете разгоревшегося костра он увидел на голове незнакомца папаху, каких солдаты не носят. Сначала Шмая растерялся, но сразу же взял себя в руки и спросил:
— А как там, в Крыму, товарищ, нет таких ветров? Говорят, там всегда жарко, не то что в этой голой степи…
— Погоди малость, скоро будет жарко и здесь, — заметил кто-то из бойцов. — Конечно, если до тех пор не замерзнем…
— Кабы интендантство подкинуло нам немного теплой одежки, портяночек хотя бы… Днем еще так-сяк, а ночью зуб на зуб не попадает…
— Может, вы, товарищ, ближе к начальству стоите… Не знаете ли, не слыхали, скоро мы этого Врангеля в море утопим?
— Да, не мешало бы поскорее дать
— Это и без тебя известно! Михаил Васильевич Фрунзе, наш командарм, писал в своей листовке, что дорога домой лежит через Крым… Вот, стало быть, и надо стараться быстрее освободить его…
— Нелегкая работенка… Вся Европа, вся Антанта собралась в Крыму. У них там пушек и танков чертова тьма…
— Ничего, приедет Фрунзе, он им покажет, где раки зимуют!..
— Точно! Это как пить дать. Ленин дал Михаилу Васильевичу строгий приказ, — подойдя к костру, сказал худощавый, длинноногий красноармеец так, будто сам был при том, как Ленин отдавал этот приказ. — Велел покончить с Врангелем, дать этому барону по зубам так, чтобы он десятому заказал нос к нам, в Советскую Россию, совать.
— Видали, сколько кавалерии прошло, пушек, броневиков? Не с голыми руками Михаил Васильевич придет сюда… Стратегия! Ничего, скоро будет порядок, — уверенно сказал Шмая.
— Ага, порядок… — недовольно проворчал солдат, лежавший все время спиной к костру, — а через Сиваш как Фрунзе нас переведет? Коварный он, этот Сиваш! Река не река, море не море, болото не болото. Одни черти, видать, там водятся… Чумаки только сюда когда-то ездили на волах за солью…
— Ладно! Не хнычь! Товарищ Фрунзе все это обмозгует, как положено. Ты, верно, думаешь, что он из тех стратегов, что, не зная броду, полезут в воду?..
— Опять ты со своими шуточками, разбойник! Если ты такой умный, тогда растолкуй, браток, как наш командарм перебросит войска через Сиваш?..
— Ну, как тебе это растолковать? — Поднялся кровельщик с места, расправил плечи и, попросив у соседа махорки, продолжал: — Конечно, что и говорить, переправиться через это Гнилое море — не шутейное дело… Легче сто крыш залатать, чем переправиться под огнем через Сиваш… Эх, если б я мог посоветовать кое-что нашему Михаилу Васильевичу! Если б он меня в помощники взял, командарм…
Солдаты дружно расхохотались. А наш Шмая-разбойник прикурил у костра, глубоко затянулся терпким дымом цигарки, посмотрел в сторону Сиваша и, пряча в усы улыбку, продолжал:
— Вот расскажу кое-что, слушайте внимательно. Нам, когда мы еще мальчишками были, старые люди поведали, как Моисей-пророк евреев из египетской неволи освобождал, как он их вел через пустыню… Правда, шли не так, как мы сейчас топаем — форсированным маршем. Всего-навсего сорок лет тогда шли… Приблизились как-то вот к такому морю, Мертвым оно называлось, и задумались: как его перейти? Ломает себе голову Моисей-пророк, а придумать, хоть караул кричи, не может ничего толкового. Разозлился тогда старик, да как рубанет своим посохом-булавой по воде и… расколол море. Расступилось. Короче говоря, все его ребята перешли благополучно на ту сторону, даже пятки не замочили и насморка никто из них не схватил… Вот бы нашему товарищу Фрунзе хоть бы на время такую булаву заиметь. Рассек бы он Сиваш…