Язык современных СМИ. Средства речевой агрессии

Петрова Наталия Евгеньевна

«Барсы» наняли убийцу (Комсомольская правда. 10.02.2005; выделено нами. – Авт.).

Из тел матросов-славян дагестанцы выложили слово «Кавказ»? (Комсомольская правда. 10.11.2009; выделено нами. – Авт.).

Первый заголовок является частью статьи, которая посвящена хоккейному клубу «Ак Барс», намеревающемуся заключить контракт с одним из канадских спортсменов. «В пассиве» предполагаемого нового члена команды, как пишет автор статьи, «убийство друга и партнера по клубу «Атланта» (выделено нами. – Авт.). Разумеется, слова убийца и убийство не могут не вызвать инстинктивного неприятного впечатления у читателя текста, причем это неприятное впечатление относится как к канадскому спортсмену, так и к хоккейному клубу, который приглашает в свой коллектив убийцу. Между тем выясняется, что журналист имеет в виду автомобильную аварию: хоккеист не справился

с управлением машиной, в которой находился и его друг. Понятия «убийца» и «убийство», выражающиеся соответствующими словами русского языка, включают в свое содержание указание на умышленное или неумышленное действие лица, повлекшее смерть другого человека. При этом подразумевается, что действие это является однонаправленным, т. е. «убийца» в момент совершения преступления не направляет данное действие и на самого себя. Более того, обычно убийцей называют человека, совершившего именно умышленное злодеяние, потому что это слово слишком сильно связано с негативными коннотациями и негативной оценкой личности. Вряд ли оно уместно по отношению к попавшему в аварию водителю, который не только сам был в такой же опасности, как и пассажир, но и, очевидно, претерпел немалые моральные страдания из-за гибели друга. Таким образом, в рассматриваемой статье слова убийца, убийство употреблены неадекватно описываемой ситуации и фактически являются просто средством оскорбления, эпатажа.

Второй приведенный нами заголовок также содержит намеренно нарушаемую автором пресуппозицию. Слово тело в русском языке имеет несколько значений, в частности 'организм человека или животного в его внешних физических формах и проявлениях' (В здоровом теле здоровый дух; дрожать всем телом) и 'останки умершего человека' (везли тело в морг; перенесли тело в комнату). Как видно, разные значения слова тело предполагают сочетаемость его с глаголами разных семантических групп. Контекст заголовка таков, что вызывает представление о втором значении, так как производить манипуляции типа выложили слова, очевидно, можно только с телами мертвых. Набранный крупными буквами, такой заголовок не может быть незамечен и производит особенно ужасающее впечатление, поскольку рисует картину не только убийства, но и изощренного глумления над человеком. На самом же деле статья описывает событие иного рода, хотя тоже весьма отвратительное: срочники из Дагестана якобы заставляли живых новобранцев-славян принимать позы, копирующие определенные буквы. Неслучайным кажется и введение в заголовок точного обозначения национальностей: заголовок, по замыслу автора, должен четко обозначить этнический конфликт, конфликт «своих» и «чужих». Думается, что заголовки такого рода не могут не провоцировать то, что называется «межнациональной рознью», и знак вопроса, употребленный автором для «страховки», положения не спасает.

Сознательное игнорирование пресуппозиций слова используется в дискуссиях для навязывания своего видения проблемы, своей оценки. Так, один из участников организованного «Литературной газетой» «круглого стола» по проблемам российской семьи критически оценивает, с его точки зрения, «безудержную одностороннюю государственную поддержку женщин». Для утверждения своей точки зрения говорящий создает негативный образ женщины-захватчицы:

После развода оба супруга получают свободу. Но для бывшего жены это свобода плюс ребенок, плюс квартира, плюс алименты. Для бывшего мужа это свобода минус ребенок, которого ему часто не дают видеть, минус квартира, из которого его выгоняют, и минус алименты, которые с него берут (Будем жить? Литературная газета. 2009. № 11).

Оставляя в стороне вопрос о степени достоверности утверждений автора относительно квартиры и возможности встречаться с ребенком, обратим внимание на употребление слова ребенок, которое в данном контексте имеет значение 'маленький мальчик или девочка" [MAC III: 690; выделено нами. – Авт.]. Для того чтобы создать иллюзию выигрышного положения женщины, автор приведенного высказывания, манипулируя математическими терминами плюс и минус, включает ребенка в список несомненных материальных благ (ребенок квартира, алименты), которые якобы достаются бывшей жене после развода и автоматически изымаются у бывшего мужа. С помощью такого приема говорящий «зачеркивает» важный в данном случае пресуппозиционный смысл слова ребенок: маленький человек требует постоянной заботы, нуждается в уходе, материальном обеспечении, нравственном воспитании. Общая картина вопиющей несправедливости по отношению к мужчине должна вызвать у читателя чувство возмущения, протеста и, как следствие, негативную оценку поведения женщины. Подчеркнутая категоричность автора, использование манипулятивных приемов позволяют говорить об агрессивности высказывания.

Нарушение словесных пресуппозиций нередко используется в речи журналистов и политиков для создания негативного образа идеологического противника. Рассмотрим два характерных примера, где авторы ставят задачу внушить отрицательное отношение к советскому государству:

При отвратительных условиях труда платили минимум. Недоплаченное частично компенсировали «социалистического милостыней» (хрущобой, детсадиком бесплатным образованием, льготного путевкой) (Аргументы и факты. 2005. № 10) [выделено нами. – Авт.].

Обнищание народа было таким чудовищным, что возможность покупать вещи – разнообразные и относительно недорого – «сорвала народу крышу». До такой степени, что эта возможность затмила все остальное (Литературная газета. 2009. № 18) [выделено нами. – Авт.].

Автор первого отрывка хочет внушить читателю мысль о том, что ностальгия по советским временам беспочвенна, поскольку тогда работающий человек был несостоятелен экономически и нещадно эксплуатировался государством. Для реализации своего намерения в числе прочих средств языка журналист использует эффектное выражение

социалистическая милостыня. Милостыня – 'подаяние нищему'. Понятийное содержание этого слова связано с такими негативными фоновыми смыслами, как «отсутствие средств к существованию», «униженная просьба», «снисходительная жалость», «скудный размер» подаяния, не влияющий в целом на положение просящего. Однако слова в скобках, расшифровывающие смысл метафоры, противоречат указанным пресуппозициям: квартиру, детсад, бесплатное образование, льготный отдых трудно назвать скудным или малым подаянием, особенно сейчас, когда перечисленные блага в совокупности стали для многих недосягаемыми. Чувствуя, видимо, уязвимость своего тезиса, журналист заменяет нейтральное слово квартира неологизмом хрущоба, внутренняя форма которого (контаминация основ Хрущов и трущоба) создает широкое поле отрицательных коннотаций, но демагогичности текста это не устраняет. Речевой выпад пишущего в данном случае направлен не на личность, а на исчезнувшее государство, что в значительной степени нейтрализует «агрессивность» текста, но неаргументированность, алогичность и несправедливость оценки вызывает досаду и настраивает против автора в целом неплохой, содержательной статьи.

Во втором примере речь идет об истоках болезни потребительства, которой страдает современное российское общество. По мнению автора, эти истоки в советском прошлом, когда народ был нищим. Словом обнищание автор характеризует состояние советского общества «предкапиталистического» периода, когда в магазинах было тотальное отсутствие товаров. Однако это слово, означающее состояние по глаголу обнищать/нищать (нищать – 'впадать в нищету, бедность', нищета – 'крайняя бедность, нужда' – MAC II: 503) предполагает прежде всего отсутствие у человека средств на приобретение товаров, стабильного дохода. Между тем как раз деньги (работа и зарплата) у советских трудящихся были, иначе каким образом появление товаров и открывшаяся возможность покупать могли бы «снести крышу» народу? Обнищанием, скорее, можно назвать ситуацию, когда есть товары, но нет средств, чтобы их приобрести. Автор справедливо указывает на порок социалистической экономики, но демагогически называет этот порок не совсем подходящим словом.

К показателям речевой агрессивности можно отнести и сознательное нарушение правил успешного общения для того, чтобы в невыгодном свете представить объект оценивания. В качестве иллюстрации рассмотрим два отрывка из публикаций «Литературной газеты». Первый взят нами из статьи, где анализируется передача телевизионного цикла «Культурная революция», посвященная проблемам воспитания:

Смутили гости передачи, особенно одна гостья из числа главных участников– душа-психолог, почтенных лет и габаритов, но без намека на комплексы облаченная в обтягивающее и прозрачное и проповедующая при этом отказ от всякого воспитания. Мол, любая попытка к нему есть насилие над ребенком, а все, что нужно, заложено в человеке от природы. Конечно, у дамы был оппонент из числа приверженцев традиционного воспитания. Но удивил сам факт ее появления: неужели кто-то еще считает нужным всерьез обсуждать подобную точку зрения? Любому нормальному человеку давно ясно – сами по себе растут только сорняки на грядке… (Литературная газета. 2009. № 15) [выделено нами. – Авт.].

Одними из важнейших правил успешного общения являются постулаты вежливости и релевантности (говори о том, что имеет непосредственное отношение к теме разговора). В данном случае оба этих постулата нарушены. Невежливо обвинять оппонента в умственной неадекватности, противопоставляя его любому нормальному человеку. Невежливо, публично говоря о женщине, подчеркивать ее немолодой возраст и немодельные параметры фигуры, а также указывать на безвкусие ее одежды. Ясно, что к самой передаче и обсуждаемой в ней проблеме внешний вид персонажа статьи прямого отношения не имеет, автор таким образом выражает личное неприязненное отношение к конкретному человеку, обозначенному в статье как дама-психолог. Именно это и обусловливает речевую агрессивность пишущего. Автор статьи, являясь сторонником традиционного воспитания детей, категорически не согласен с альтернативной позицией и имеет на это полное право. Плохо то, что он не считает нужным скрыть свое раздражение от того, что кто-то эту альтернативную позицию защищает.

Во втором отрывке речь идет о таком явлении, как «потомственное ТВ». Автор возмущен тем, что, по его мнению, экран заполонен отпрысками известных теледеятелей и эстрадных знаменитостей. Приведем развернутый контекст, чтобы показать ту специфику критического тона журналиста, которая свидетельствует об агрессивности:

Многим хорошо понятно, что на экране часто мелькают так называемые дутые фигуры. Среди них прозаики, которых не читают, поэты, стихи которых неизвестны, дети и внуки известных в прошлом людей, которые владеют только лишь фамилией и более ничем. Что поделаешь, такая нынче эпоха. Папы и мамы быстро продвигают своих отпрысков. Примеров много приводить не надо. Их можно перечислять не десятками – сотнями! Наиболее заметные «наследники» на нынешних главных телеканалах, к примеру: шутник-Ургант, певцы Пьеха-внук и Малинин-сын, кавээнщик по рождению Масляков-младший и прочие, прочие. По отдельности подобные им вроде бы симпатяги, но в целом – это армия персонажей по блату, которые своим существованием закрывают дорогу на экран ярким талантам. Совестить таких людей, напоминать им о важности иных профессий, куда они могли бы себя употребить, бесполезно. Они ответят давно заготовленного фразой: «Мы не бездарнее наших предков, и мы это докажем». И доказывают. Годами. А экран терпит, он ведь неодушевленный. В отличие от зрителей, большинство которых уже давно махнули рукой на этот «родственный беспредел». Страна потомков, где зачастую кинорежиссеры рождаются только от кинорежиссеров, писатели – от писателей, актеры – исключительно от актеров, а телеведущие – только от засветившихся на голубом экране родителей-синонимов. Если бы дети Пушкина объявили себя великими поэтами, а дети Римского-Корсакова – выдающимися композиторами, то общество бы их презрело, а их отцы в гробу бы перевернулись. Но в нашего нынешнего, «богатой культурой» повседневности эта «генная инженерия» процветает, включая и современное телевидение (Литературная газета. 2009. № 12–13).