Языки современной поэзии
Шрифт:
Некоторые листовертни имеют свой сюжет и могут быть названы короткими рассказами: парус обвис<—> мира конец(рис. 31), совсем я плох точка<—> хочу в народ не могу(рис. 32), катастрофа подайте<—> надейся дева старушка(рис. 33).
Встречаются тексты-команды: Юлий Цезарь <—> убей Брута(рис. 34); чепуха Пушкина чудеса <—> убрать сократить текст(рис. 35).
Среди лиетовертней есть онтологические диалоги: отвечай кто ты<—> я
Во многих листовертнях можно видеть разнообразные свойства поэтического текста, часто весьма пространного, например, рифму и ритм: Север юг запад восток <—> надоел пустой восторг(рис. 37), Бог мой как мы далеки с тобой <—> дороги разрыв сатана за игрой(рис. 38). В данном случае высказывание вне словесного или ситуативного контекста позволяет читать фрагмент Бог мойи как междометное восклицание, и как обращение к Богу.
Встречаются аллитерации: сальто ласточки<—> и аромат амура(рис. 39), метафорические уподобления: пространство<—> образ гроба(рис. 40), аллюзии и цитаты: дар напрасный <—> заканчивается(рис. 41) (ср. у Пушкина: Дар напрасный, дар случайный / Жизнь, зачем ты мне дана?);цитатой является и название сборника в листовертне Авалиани Дмитрий<—> Улитка на склоне(рис. 42), воспроизводящее заглавие повести Аркадия и Бориса Стругацких.
Но далеко не только внешние поэтические приемы делают листовертни Авалиани высокой поэзией.
Илья Кукулин отмечает психологическую тонкость и драматизм лиетовертней:
Каждый из таких экспериментов — явление своего рода языкового театра. Театра в самом высоком смысле слова — того, который имеет целью превращения и преображение.
Людмила Вязмитинова пишет:
Чередование в книге [ «Лазурные кувшины». — Л.З.] традиционных стихов и неоавангардных дает наглядное представление о том, что у этого автора экспериментаторские и традиционные формы как бы идут навстречу друг другу, представляя собой единое поле действия. Неоавангардными методами поэт выражает то, что обычно выражалось традиционными: вечные истины в их многозначности и перетекании смыслов, в полноте художественного высказывания, которая только усиливается от использования для этого авангардных приемов, что особенно заметно там, где зрительные образы создаются начертанием букв.
Авалиани постоянно экспериментировал с графической полисемией изображенного слова, устанавливая многовариантность его прочтения. Так, внутри обрамляющей сентенции правды нет<—> черт побери(рис. 43) читаются высказывания правда<—> ей-богу, правда<—> не врите, правда<—> не верь.Другие примеры: отчизна<—> Сибирь, отчизна<—> Кремль, отчизна<—> змей тьма, абсурд<—> уставы, абсурд<—> бардак, абсурд<—> радость, абсурд<—> текст.
Восемь прочтений имеет слово ручей,причем разные прочтения складываются в рифмованные тексты: ручей ручей ручей ручей<—> заяц
Много вариантов обратного чтения имеет само авторское имя Дмитрий Авалиани.Оно оказывается обратимым, например, в названия сборников: Дмитрий Авалиани<—> Лазурные кувшины(рис. 45), Авалиани Дмитрий<—> Улитка на склоне(рис. 42). В таких случаях имя автора оказывается зрительно совмещено с его произведением.
Акциональный и прикладной характер текста очевиден на закладке к книге Авалиани Улитка на склоне: опечатки<—> ты[ мы? — Л.З.] не в раю(рис. 46) [523] . Вариантность распознавания буквы на этой закладке выявляет проблему омонимии знака: значение деформированной буквы имеет альтернативу не только в различно ориентированных текстах, но и в пределах одного контекста. В данном случае двухвариантность прочтения можно сравнить с активной в современной литературе совмещенной омонимией слова.
523
В современной жизни предлагается освоить такой способ представления текста и для бизнеса — для логотипов, рекламы (Амбиграммы, 2006); разрабатываются рисунки татуировок по принципу листовертней (Амбиграммы, 2009).
В связи с визуальной многовариантностью буквы возникает вопрос о пределах варьирования, имеющий, по крайней мере, два аспекта: один из них — установление дифференциальных признаков в начертании буквы (парадигматика знака), другой — выяснение комбинаторной обусловленности ее значения (синтагматика). Фрагменты букв, избыточные или препятствующие идентификации знака в одном контексте, становятся необходимыми в другом. Восприятие континуальности и дискретности в структуре знака (сплошная или прерывистая линии) — тоже одна из проблем. Где проходит граница между автоматическим зрительным восприятием знака и компенсирующей догадкой, то есть когда активизируется анализ знака и когда синтез?
Возможность двойного прочтения лиетовертней при разных поворотах основана прежде всего на том, что буквы имеют потенциально неограниченное число графических вариантов, в частности печатных и письменных, модифицирующихся в различных шрифтах и почерках. Типичными примерами принятых вариантов букв в современном рукописном исполнении являются буква «т» с тремя вертикалями и с одной, буква «д» с петлей наверху и внизу. Кроме того, русский алфавит предусматривает наличие графической полисемии: так, например, буква «я» может иметь комбинаторно и позиционно обусловленные значения [‘а], [jа], [и] (в словах пять, яма, лягушка), буква «б» — [б], [б’], [п], [п’] (бас, белый, дуб, голубь).Каждая из букв может иметь и различные декоративные элементы. Во многих листовертнях, когда их автор выходит за пределы конвенциональных вариаций знака, буквы прочитываются только в контексте слова или фразы. А это значит, что распознавание букв является не только предпосылкой, но и следствием узнавания слова (особенно это заметно при чтении текстов, написанных неразборчивым почерком).
Когда затруднено автоматическое восприятие письменных знаков и человек как будто учится читать заново, деформация обычного линейно-последовательного отношения между причиной и следствием выявляет механизм распознавания текста. Психологами и лингвистами установлено, что познавательные процессы оказывают существенное влияние на восприятие (Залевская, 1999: 243). На восприятие всех типов текста влияет и антиципация, то есть принцип опережающего отражения действительности (Штерн, 1992: 213).