Йокенен, или Долгий путь из Восточной Пруссии в Германию
Шрифт:
– О Боже, о Боже, - завывала Виткунша.
– Что они с нами делают!
Веселились только мальчики. Герман и Петер бежали впереди лошадей, забирались на самые большие сугробы и кричали от восторга, проваливаясь до пояса. Выбирались обратно и упражнялись в прыжках с шоссе в заметенный кювет. Нужно носиться без остановки, чтобы от пронизывающего восточного ветра не отмерзли уши.
К полудню метель прекратилась. Через черные ветви придорожных деревьев показалось тусклое солнце. Только тогда стало видно, насколько группа растянулась. Впереди Герман и Петер в нетронутой снежной целине, метрах в пятидесяти за ними - телеги. Вплотную за телегами держалась, укрываясь от ветра, Шубгилла со своими
Примерно на половине пути до Растенбурга случилось событие, рассмешившее некоторых, но многих и напугавшее. Виткунша вдруг издала громкий визг. От нее ожидали всякого, но чтобы она могла так кричать! Все остановились. Виткунша закатила глаза, прислонилась к дереву - без дерева она бы просто рухнула, - крепко вцепилась ногтями в шершавую кору.
– Прикидывается, - сказал Петер.
Йокенцы в нерешительности стояли вокруг. Что с ней? Визг постепенно переходил в глубокий стон. Сейчас она растянется на снегу. Но прежде чем Виткунша успела разлечься во всю длину, милиционер оттащил ее к телеге, задвинул наверх, как задвигают рулон соломы. Там ей стало лучше. Она стала гораздо спокойнее, и даже Пизо, оглохший от визга старухи, перестал выть.
До Растенбурга добрались, когда блеклое солнце уже собиралось опуститься в сугроб. На вершине, с которой был виден весь город, остановились. Герман был поражен. В городе было настоящее электрическое освещение! Уличный фонарь со снежной шапкой наверху разливал волшебный желтый свет на нетронутый снег. А из трубы сахарного завода в зимнее небо поднимался белый дым. Подумать только, да это действительно город с теплом и жизнью, с лошадиными упряжками, дымящимися трубами и светом. Они пришли из безлюдной пустыни, из заброшенных разваливающихся лачуг. А тут город с электрическим светом!
Как же провести Пизо в барак? Милиционер у входа сначала прогнал его снежком. Пизо остался стоять на значительном расстоянии - по шею в снегу - и не сводил глаз с двери, ожидая, когда появится старая Вовериша, которая уж как-нибудь протащит его - пусть под юбкой, пусть в сумке.
Йокенцы снесли свои узлы с телег в переполненный барак. Герман стоял рядом с милиционером и наблюдал. У кого нет багажа, тот здорово экономит силы.
От длинного коридора налево и направо расходились двери. За третьей дверью нашлось немного места для йокенцев, правда, пришлось слегка потесниться. Только не так близко к железной печке. Будет невыносимо, как только в печке накопится жар. От мокрой одежды пошел пар, и опять зашевелились вши. Откуда это собралось столько людей? Или поляки согнали всех немцев, которые еще оставались в округе Растенбург? Немцы, отправляемые в Германию.
– Есть ли что-нибудь поесть?
– громко задал вопрос Петер.
Нет, об этом никто не подумал. В старом военном бараке было тепло, разве этого не достаточно? Вовериша, разложившая свое имущество, как торговка на базаре, задвигалась, прорезала ногтем большого пальца дыру в одной из своих подушек. И что оттуда показалось? Твердая копченая колбаса! Боже, копченая колбаса в такое время, в этом убогом бараке. Неожиданно нашелся и нож, и Вовериша своими грязными руками стала нарезать дюймовой толщины куски и раздавать их без слов. Тут что-то забарахталось в закрытой корзине, стоявшей у ее ног. Это что-то пыхтело и скулило под полотенцем, которым Вовериша накрыла корзину. И вдруг оттуда выставил свою голову Пизо, получил свой кусок колбасы положенной толщины и тут же скрылся. Мать Петера растопила в какой-то посудине чистого снега, добавила туда листочки мяты, и получилось что-то вроде мятного чая.
– Спите, дети, - сказала фрау Ашмонайт.
Но кто может спать, когда кругом такая суета. Рядом кричали младенцы, хлопали двери, а кто-то,
Раскаленная труба печки не давала Герману заснуть. Она поднималась по стенке барака к крыше и своим красноватым накалом освещала мрачное помещение. Герман не мог оторвать от нее глаз. Он представлял, что произойдет в этом переполненном бараке, если деревянная стенка загорится. Разбудить Петера и подхватить маленького Пизо! И прямым ходом в снег!
Виткунша храпела. Еще и это.
"Завтра в Германию", - сказал часовой. Ясно, что перед такой поездкой все были взволнованы. Из Йокенен - в Берлин. Рождество уже в Германии. Герман достал из-под рубашки данные Иваном деньги и пересчитал их. Сделал из одного банкнота кораблик и стал раскачивать у себя на коленях.
Важно было вовремя проснуться, не быть последними, когда начнется переезд в Германию. Об этом позаботился Петер. Он растолкал Германа, еще до того как часовой начал свой обход и стал стучать в двери. Как быстро можно утром собраться, если нет завтрака, не нужно мыться и чистить зубы! Ноги в ботинки, куртку на плечо, и они уже за дверью. Морозное, темное утро, небо усыпано звездами, снег поблескивает в тусклом свете уличного фонаря.
Герман и Петер вырвались далеко вперед, когда все бросились бежать по заснеженным путям сортировочной станции, мимо вагонов с замерзшей сахарной свеклой, ржавеющих платформ, заметенных снегом. Все торопились занять самые удобные места у окон в скором поезде на Берлин. Когда они достигли перрона, навстречу им, добродушно попыхивая, подошел маленький паровоз. Раздувал своим горячим паром снег, так что на перроне даже образовались лужи. Герман замер, онемев.
К паровозу были прицеплены четыре товарных вагона с широко раскрытыми раздвижными дверями, через которые внутрь наметало ветром снег. Все-таки, была хоть крыша. В конце этого жалкого поезда стояли два милиционера с автоматами на шее. Петер первый перестроился на новую ситуацию. Он без разговоров отказался от мысли о мягких сиденьях у окон в скором берлинском поезде, вскочил одним прыжком в первый вагон, быстро осмотрелся, спрыгнул в снег на другой стороне. Так он бегал от вагона к вагону, пока не нашел, что в предпоследнем вагоне почти нет снега, зато есть немного соломы на полу.
– Останемся в этом, - решил Петер.
Они задвинули за собой двери, заняли предпоследний товарный вагон для йокенцев. Сквозь узкую щель стали смотреть на свалку, начавшуюся на путях. Люди, навьюченные узлами, катились лавиной. Невероятно, как они кричали и чертыхались. Как спотыкались о рельсы. Падали. Кто что-нибудь ронял, бегом возвращался поднять. Когда маленький паровозик глубоко набрал воздуха, толпу охватила паника. Как все завизжали! Ага, все заспешили в Германию!
Обнаружив в сутолоке свою мать, Петер открыл дверь и втянул ее в вагон. Потом и других йокенцев. Не было только старой Вовериши. Где она застряла?
– Ее тоже нужно к нам, - сказал Петер, помня о наволочке, в которую была зашита колбаса. Они спрыгнули вниз, побежали вперед к терпеливо пыхтящему маленькому паровозу. Вот она, Вовериша, катится как толстый масляный колобок.
– Возьмите и меня, старуху, - всхлипывала она.
Она задвинула сумку, из которой выглядывала испуганная голова Пизо, в йокенский вагон. Но нельзя было и подумать, что она сможет залезть в вагон собственными силами. После того как Вовериша некоторое время бесплодно повисела на дверях и рассадила о гравий колено, милиционеры бросили свои сигареты и подсадили старуху в вагон. Господи Иисусе, ну и зрелище это было!