Йокенен, или Долгий путь из Восточной Пруссии в Германию
Шрифт:
На обратном пути их стала донимать жара. Собственно, в это время хорошо было бы пойти купаться в йокенском пруду. Как и всегда летом. Но купаться одним? Для этого нужна большая толпа, крики множества детей, лебедей и уток.
Нет, нет, Петер придумал что-то получше: ловить рыбу. Они вытащили из тайника у шлюза оставшиеся гранаты. Лучше всего бросать их в воду с моста. Посмотрим, что из этого получится. Жутко грохнуло в пустом пространстве под мостом. Но из школы поблизости не прибежал схватить виновников учитель Клозе. Не прискакал через парк поместья, хлеща кнутом направо и налево, Блонски. Первая добыча была невелика. Несколько
Вторую гранату Петер бросил дальше. Она ушла почти до дна, взорвалась на глубине и выбросила из ила линей. Этих было побольше. Лини, одни лини.
На следующее утро половина пруда ушла. Гранаты повредили шлюз, вода ушла под мостом в парк, сделала на лужайках маленький потоп, как бывало, когда таял снег. В пруду показались сухие места, топкое дно, куда слетались птицы. Лебединое гнездо - впрочем, все равно не обитаемое - торчало высоко над водой. Это выглядело ужасно! Что такое Йокенен без пруда? А вместо пруда - вонючая грязная яма. Герман и Петер побежали к шлюзу осмотреть повреждения. С радостью убедились, что вода дальше падать не будет. Йокенский пруд останется с ними по-прежнему, хотя и с парой грязных островов посередине.
Теперь они принялись обирать кусты крыжовника в крестьянских дворах округи, наелись крыжовника так, что начался понос. Голубей на хуторе Беренда больше не было, но зато они нашли в Вольфсхагене двор, где беспрепятственно размножились кролики. Кроликов легче подбить дубинкой, чем голубей. Петер знал хороший способ, как приканчивать кроликов. Взять за уши, сильно ударить ребром ладони в затылок. После этого они еще немного барахтаются. Петер стягивал с них через уши шкуру и вывешивал на забор сушить. Кто знает, на что еще могут понадобиться кроличьи шкурки.
Три дня спустя по шоссе прикатила маленькая тележка. На ней сидели усатый Иван, бледнолицый Алеша и человек в форме, который наверняка был примерно то же, что немецкий унтер-офицер. С автоматами. Только у унтер-офицера был пистолет. В тележке лежали мешки, канистра и консервные банки, а над всем этим возвышался довольно хорошо сохранившийся дамский велосипед.
Йокенцы немало удивились, когда эта троица свернула с шоссе на деревенский булыжник. Они остановились перед первым же домом приличного размера: это был окрашенный желтой краской йокенский трактир.
Иван остался с лошадьми, с удовольствием свернул самокрутку, а унтер-офицер с Алешей вошли в трактир.
Виткунша завелась на месте.
– У меня ничего нет!
– заверещала она.
– Ни еды, ни выпивки... Вы ничего не можете у меня отобрать!
Унтер-офицер молча прошел по дому, осмотрел каждую комнату. Алеша тем временем играл со своим автоматом. Войдя в сносно сохранившуюся гостевую комнату на втором этаже, унтер-офицер решил в ней остановиться.
– Но это мой дом!
– протестовала Виткунша.
– В деревне сколько угодно пустых домов. Почему вы берете мой?
Унтер-офицер смотрел на нее удивленно. Алеша прогремел сапогами вниз по лестнице, вышел на улицу к Ивану.
– Вы не можете забрать у меня мой дом, - продолжала вопить Виткунша, заламывая в слезах руки перед молчаливым унтер-офицером. О, она была полна решимости защищать свой трактир! Он был для нее всем, и она еще собиралась продавать в нем киндерхофское пиво, сахарные палочки и желтый лимонад. Нет, отступиться от трактира она не может.
Унтер-офицер
Иван въехал со своей тележкой на двор, выбрал в конюшне сухое место для лошадей, а Алеша носил в дом припасы. Закончив, Алеша взял велосипед, накачал шины и понесся вниз по деревенской улице. Мимо школы, через мост над шлюзом, вдоль по парку. Он сидел в седле, смешно напрягшись, и все равно велосипед страшно болтало. Герман и Петер как раз выходили из яблоневого сада поместья, когда Алеша не справившись с управлением, влетел в крапиву. Высоченная крапива скрыла его вместе с велосипедом. Он выполз из зарослей на четвереньках, таща велосипед за собой, и увидел мальчиков, стоящих на дороге и смеющихся над ним. Алеша в бешенстве сорвал свой автомат, дал очередь над их головами по ивовым кустам. Высадил целый магазин. Он над собой шутить не позволит! Прыгнув в бурьян, Герман и Петер бросились прочь от разъяренного солдата.
Когда Герман пришел вечером в трактир, он нашел Виткуншу плачущей в ее комнате. Она все еще не успокоилась. "Они хотят забрать мой трактир!" Виткунша сидела на краю кровати с распущенными волосами. Она сидела так каждый вечер, выбирая из своей нижней сорочки вшей. Герману это было неприятно: старая женщина в длинной ночной рубашке, с седыми волосами, свисающими до подола. Герман прокрался за дверь, стал ждать на лестнице, пока она уляжется в кровать и погасит свет.
Здесь его и застал поднимавшийся к себе Алеша. Он сразу узнал мальчика. Герман прижался к перилам и опустил глаза, надеясь, что Алеша пройдет мимо. Но тот остановился. Сел рядом с Германом на ступеньку, закатал рукав своей гимнастерки, показал ему красный крапивный ожог. И усмехнулся, этот маленький Алеша. Он показал Герману, что нужно делать с жгучими красными пятнами: поплевать на них и растереть, это помогает.
Засмеялся и Герман.
Карашо!
Все-таки неплохой парень, этот Алеша.
Алеше, как самому младшему, пришлось заботиться о еде. Он закрылся на кухне, попробовал сначала сделать жареную картошку. Вскоре запах обуглившейся картошки распространился по всему трактиру, поднялся и по лестнице до Виткунши, которую вырвало со страха. Она решила, что русские хотят поджечь ее дом. Прямо в ночной рубашке она бросилась вниз, на кухню. Дверь была заперта. Она кричала и барабанила кулаками, пока не явился унтер-офицер и не прогнал ее. Это было зрелище: Алеша стоял в клубах синего дыма и голыми руками пытался выхватить сгоревшую картошку со сковородки. Унтер-офицер распахнул окно, дал выйти чаду и вышвырнул сковородку вместе с обуглившимся ужином во двор. Алеша решил, что теперь его освободят от кухонных обязанностей и ушел на конюшню помогать Ивану кормить лошадей.
Унтер-офицер сначала подумал о Виткунше. Но когда он взглянул на этого несчастного херувима с распущенными волосами в длинной ночной рубашке, жалобно скулящего на лестнице, на него нашло, видимо, такое же отвращение, какое испытывал Герман при виде старухи, щелкающей вшей. Качая головой, он выбежал из дома, взял Алешин велосипед и покатил вниз по улице. Первый обитаемый дом была школа, где жил Петер со своей матерью. Фрау Ашмонайт еще работала в саду под огромным грушевым деревом, с которого таскали плоды целые поколения йокенских школьников.