Йормунганд
Шрифт:
Стаккард сидел поодаль от Раннвейг. Эдегор, погрузневший и раздавшийся в поясе, слушал чернобородого посла из соседних земель, о которых Йормунганд почти ничего не знал. Глаза посла выглядели необычно узкими, а лицо широким, шуба же на нем была похожа на ирмунсульский пошив, мехом внутрь, но узоры совсем другие.
— Пора? — опять дернула его за рукав Элоди.
— Не торопи меня, — сказал Йормунганд. Девчонка ему и шагу не давала ступить. а Стаккард уже прислушивался к разговору с послом и даже делал комментарии. Зараза, думал Йормунганд, ну как это мелкий так
— Йормун! — дернула мага за рукав Элоди.
— Хочешь к столу? — спросил Йормунганд.
— Нет, меня мутит от еды. Здесь жарко и душно и я хочу уйти и скорее покончить со всем этим. Но если желаешь, я подарю тебе танец.
— Я не умею танцевать под вашу музыку, — сказал Йормунганд.
— А что не так с нашей музыкой?
— Все так, но танцевать под нее я не могу.
— Так ты уладишь мое дело или нет? Мне уже падать в обморок?
— Не нужно падать в обморок. Я должен поднести Эдегору, то есть твоему отцу, подарок, а потом мы оба удалимся в разное время. Сначала я, потом ты, чтобы не было кривотолков. И никаких обмороков, если не хочешь, чтобы тебя показали хорошему лекарю или Стаккарду, которые разгласят твой секрет.
Элоди поджала губы.
— Хорошо. Мне идти сразу в твои покои?
Йормунганд вздрогнул.
— Ради Луноликой, нет!
Он провел рукой по лицу, чуть сдвинув черную повязку на лице. Элоди отвернулась.
— Ни в коем случае нельзя устраивать нечто подобное прямо здесь, в доме твоего отца. Что будет, если кто-то узнает?
— Позор, — выдохнула Элоди.
— Казнь, изгнание, у нас за подобное… Никто, никто не должен видеть, как ты заходишь ко мне или обращаешься с просьбами. Более того, мы поссоримся и я демонстративно уйду, а ты скажешься больной и последуешь за мной. Выйди через сад к задней калитке, там буду ожидать тебя в плаще и широкополой шляпе. Оденься неприметно. Ах, был бы Ругер, он бы устроил все гораздо лучше! Или были бы у тебя подруги, чтобы якобы погостить у них пару дней.
— Мои подруги слишком знатны и их семьи слишком уважаемы, чтобы впутывать их в недостойные занятия.
— А я не уважаем? — фыркнул Йормунганд раздраженно.
— Я не то хотела сказать.
— Да, не то, — согласился Йормунганд. — Я дам тебе снадобье, от которого у тебя может начаться сильное кровотечение и слабость, но не бойся, ты не умрешь. Я буду рядом и проведу тебя тропами тьмы, — он усмехнулся своим словам. Для Элоди предназначалась ободряющая улыбка.
Элоди кивнула.
— И все же. — сказал Йормунганд, глядя на ее белое лицо с острым подбородком, — кто отец ребенка? Вы были с ним близки или мимолетное увлечение?
И тут же почувствовал, как внутри Элоди с грохотом запираются двери ее души.
— Мимолетное, — сказала она. — Все не просто. Не спрашивай.
Йормунганд посмотрел в сторону Эдегора. Он уже наговорился с послом и как раз Валонхейм явился за его спиной и склонился, прошептать князю что-то на ухо.
— Знаю, что время неподходящее, — сказал Йормунганд, склонившись чуть ниже обычного, — но я б хотел поприветствовать тебя, князь. Прими скромный дар, потому как другого у меня нет.
Эдегор протянул руку за поднесенными кубками. В свете факелов сверкнули золотые кольца.
— Прекрасная работа, — сказал Эдегор, развернув кубки. — Кость?
— Эм, да, — сказал Йормунганд.
— Тонкая огранка, изысканный рисунок, только взгляни, душа моя, тебе придется по вкусу.
Раннвейг приняла подарок из рук мужа, повертела перед глазами.
— Мастерство создателя такой красоты выше стоимость иного драгоценного камня. У такого и стекло заиграет как бриллиант.
— Не стоит расточать похвалы скромному дару, — Йормунганд и в самом деле стало не по себе. Он медлил, ожидая, что Эдегор позовет его для беседы, но князь махнул рукой, отпуская. Йормунганд закусил губу и повернулся было уйти, как его окликнула Раннвейг.
— Валонхейм рассказал нам о твоих славных делах. И мы скорбим вместе с тобой о смерти Гарриетта, он был твоим другом. Однако, я должна спросить тебя, знал ли ты о некторых делах Гарриетта?
Йормунганд непонимающе развел руками.
— Гарриетт и в самом деле называл меня другом и мы много тягот делили вместе, но к чему ты клонишь, госпожа? Я не виновен в его смерти и готов поклясться, что…
— Не нужно, — прервал его Эдегор.
— Что не так с Гарриеттом? — спросил Йормунганд. — Я думал, все погрузятся в тоску, он был веселым и добрым малым, многим помогал, но люди как будто избегают даже упомянуть его по имени.
— Никто не хочет марать себя предателем, — подал голос Стаккард. Он сидел у ног Раннвейг, как псы у ног Эдегора.
— Не тебе говорить о предательстве, — сказал Йормунганд.
Стаккард скривил тонкие губы.
— Ты о том, что убил я собственного названного брата по колдовскому наущению и был отринут сородичами?
— И не тебе говорить про колдовское наущение, — Йормунганд уже начал всерьез опасаться, что вскипит и тем опозорит себя перед князем и унизится в глазах княжеской четы, не говоря уж о гостях. Только не на пиру, только не здесь. Он же даже не пьян.
— Гарриетт, как известно, шпионил в пользу Ванадис, — сказал Стаккард.
— Врешь!
— Могу поручиться, что правда, — ухмылка Стаккарда стала еще шире. — И вот еще что. Я не видел его тела среди погибших в тот день.
— Тот день, что поубивали вы славных ребят Эдегора, — сказал Йормунганд. — Но после того дня даже меня не всякий узнает. Ты же ни разу не видел Гарриетта в лицо. Так что не говори нелепости с такой уверенностью.
Стаккард раскрыл рот, но Йормунганд резко поклонился, пробормотал:
— Прошу простить, — и размашистыми шагами ушел в другой конец зала.