Йота

Митрохин Валерий

– Когда это было, что-то не помню.

– Однажды застал нас в мастерской, когда мы уснули, и набросал, а потом доделал по памяти.

– Голыми?

– Да не волнуйся ты. Мы там неузнаваемы. Знаешь почему? Он написал нас не в том возрасте. Мы на картине старше, чем есть. Так что никто и не узнает.

– А я вспомнила. Ты мне

тогда еще это колечко подарил...

– Колечко? Не помню... Покажи-ка.

– Ну как же, из моржового клыка. С глазком. Ты тогда еще присказку говорил: "Смотри в оба, зри в три!"

– Моя работа! Но, убей, не помню, когда делал, когда дарил...

– Правда? Ну, ты даешь...

– Я давно замечаю в себе какие-то чудеса с памятью. Помню, чего не было, и не помню, что было.

Они шли по Набережной. Ее черно-блескучие волосы играли. Глаза светились синим огоньком. Пигментные кляксы исчезли.

– Жуткая, Ваня, новость. Слышала, когда ехала сюда в троллейбусе: якобы из больницы мертвяк сбежал.

– Чушь какая-то. Вечно люди выдумывают...

– Я тож так думаю, Ванечка.

Внезапно он остановился. И, встревоженно глянув на Шуру, сказал:

– Шурик, подожди меня тут минуту. Я загляну в мастерскую. Может, Коляня там?

– Ты ж говорил, предполагал...

– Все-таки я сбегаю, тут рядом. Подожди.

– Тогда и я с тобой.

– Не стоит. Я мигом. А потом - в галерею.

– Нет уж. Я с тобой.

– Ладно. Пошли.

Достав из тайничка свой ключ, Иван открыл мастерскую. Шура вошла первая.

– Тут человеческим духом пахнет, - сказала она. И направилась на кухню.

Иван же прямым сообщением бросился на половину Коляни, открыл шкаф. Там висел серый окровавленный импортный плащ.

– Арусс, Ваня!
– кричала с кухни Шура.
– Чайник совсем еще горячий.

– Значит, все в порядке, ничего с Коляней не случилось плохого, - ответил Иван, оглядываясь и запихивая злосчастный плащ в один

из старых вместительных этюдников Коляни.

Тут и раздался звонок. Иван не успел дух перевести, как Шура уже впускала в мастерскую незнакомого парня. Он бесцеремонно обежал все комнаты мастерской, ринулся к шкафу, заглянул в него, потом представился:

– Следователь Синаний Валентин Антонович, лейтенант милиции. А вы, как я понимаю, Арусс Иван Митрофанович?

– Вот именно.

– Мне поручен розыск без вести пропавшего художника Коляни Степана Степановича...

– Чем могу - помогу.
– Арусс оглядывал молодого сыщика. И он ему не понравился. То ли из-за отсутствия военной выправки - был этот Синаний низкорослый и щуплый, - то ли потому, что начал с обыска, не представив никакой на то санкции.

– Когда вы последний раз видели своего товарища?

– В последний раз? Затрудняюсь сказать.

– Да жив Коляня, - вмешалась Сандра.
– Только что здесь был. Чайник на плите горячий. Чашка, из которой он пил кофе, немытая.

– Чашка? Это интересно.
– Синаний бросился на кухню. Где же она? Чашка немытая?

– В буфете, - ответила Сандра.
– Я ее помыла и спрятала. Не разводить же мух.

– Жаль!
– вышел из кухни Синаний.
– Можно было бы дактилоскопировать чашечку.

– Да не волнуйтесь вы, - продолжала Сандра.
– Сейчас мы его вам покажем. Мы знаем, где он. Пойдемте с нами. Правда, Ваня?

– Конечно. Отчего же не пойти? Выставка ожидается что надо, - пробормотал Арусс и бросил взгляд на старинный этюдник Коляни.

Стали собираться. Сандра размашисто натягивала на себя розовый балахон. Взмыло над коленями широкополое платье. Обнажились ляжки, обтянутые дырявыми колготками. И Арусс перехватил взгляд Синания, воровато пробежавшийся по небрежно прикрытым прелестям восхитительной Сандры.