Йота
Шрифт:
– Скажи, а как зовут твою маму? Брата, сестру?
– Похоже, старик, ты хочешь потянуть время. Ждешь Морфия? Извини, я пойду. У меня свой план встречи с дядюшкой!
– Да нет. Просто меня заинтересовала твоя семья, малыш!
– Хватит заливать, дедуля. Ишь ловкач, семья его моя заинтересовала! Не лезь в чужую семью. Не лезь!
– Фазан рванулся, намереваясь убежать за дерево и броситься в овраг.
Арусс выхватил огромный белый маузер и, теряя на бегу куртку, несколько раз выстрелил.
Фазан замер. Через мгновение рухнул в папоротники.
– Ну ладно!
В этот момент раздался выстрел Фазана. Теперь уже Арусс, обронив оружие, повалился наземь.
– Ну что!
– Фазан подошел к Аруссу. Поднял с земли его маузер и стал недоуменно вертеть в руках странное оружие. Ну что?
– машинально повторил он несколько раз.
– Ну что?
– И, отбросив пистолет, кинулся к Аруссу.
– Как же так, дед? Ты обманул меня?
– Фазана трясло.
– Я же не знал, что...
– Уходи отсюда, малыш!
– прошептал Арусс.
– Они придут сюда. И тогда...
– Зачем ты так? Арусс!
– Хорошая игрушка, не правда ли? Хлопает, как настоящий, а пуль нет. Ты сплоховал, малыш. Придется тебе еще раз...
– Сплоховал? Еще раз?
– Возьми свою пушку и поскорее стрельни еще раз, чтоб я умер...
– Нет! Нет!
– Вот видишь, убить человека - дело не простое. Но ты не бойся!
– Не могу!
– Фазан зажмурился, затряс головой и брызнул слезами на бледное лицо Арусса.
– Не бойся, Фазан! За это тебе ничего не будет. А мне облегчение сделаешь. Ну же, сынок!
– Никогда! Я сейчас пойду позову людей, тут недалеко пансионат...
– Не надо. Стрельни в меня и исчезни отсюда. Не теряй время. Они уже в пути. Я не хочу твоей смерти. Не могу допустить ее. И я бы не допустил, если бы... А, да что теперь!
– Нет! Я остаюсь. Я буду ждать их. Пусть они делают со мной, что хотят, лишь бы тебе помогли.
– Да нет же! Они не помогут. Рана тяжелая. Да и не нужен я им. Они сделают то, о чем я сейчас прошу, а потом и тебя прикончат.
– Мы будем защищаться. У меня еще обойма имеется.
– Ну что с тобой делать? Ведь не уйдешь. Раз так, возьми у меня в куртке шприц, ампулу и вкати дозу. Больно мне.
– Значит, и ты...
– Фазан уронил пистолет. Взобрался на кручу за курткой. Нашел шприц и ампулу.
Когда делал укол, Арусс увидел на его руке кольцо из моржового клыка.
– Твою маму зовут Сандра?
– спросил он.
– Сандра.
– Фазан отбросил шприц, наступил на него, растоптал.
– Тогда твоего брата зовут Максим.
– Мак!
– А сестра старше Максима на три года. И она вам не родная.
– Нет. Морфий пригрозил ее отцу, и он смылся. Так мать рассказывала.
– А кольцо это она тебе дала и сказала, что оно в память об отце.
– Об отце. Но я не верю. Мать - она у нас, сколько помню, странная, в последние годы вообще не в себе. Конечно, отец был.
Как же без него? Все остальное - ее фантазии. Конечно, она его сильно любила. Еще до несчастья с сестрой мать говорила, что виделась с отцом уже после его смерти. Якобы отец приходил к ней оттуда и оставил кольцо на память. Сказка все это, бред!
–
– Совсем непросто. А матери надо верить. Верь и позаботься о ней. Расскажи ей обо мне, обо всем, что тут было. Как только ты скажешь, что видел меня и что я узнал это кольцо, она выздоровеет. Только не говори, что я погиб. Скажи, что исчез. Она поймет.
– Ты не умрешь, Арусс!
– Фазан вдруг заплакал.
– Не плачь, сынок. Лучше послушай меня. Я испытал десятки смертей. И каждая не походила на другую. Были мгновения, полные ужаса, но были и упоительно- страстные. Задыхался в невыносимой тоске; безболезненно проваливался во тьму; то как бы взрывался изнутри, извергаясь огнем, то уносился, ускорением, пьянящим, низводящим естество до мизера, превращающим материальное "я" в абсолютное ничто. Нечто подобное ощущалось и тогда, когда тело- уже парализованное, бездыханное - мгновенно разрасталось во вселенную. Распятое в бесконечности, оно становилось невесомым и невидимым...
Сейчас появится Морфий. Отдай мне "Макарова". А сам отыщи мою игрушку и сделай вид, что я тебя... понимаешь ли, пришил. За меня не бойся. Во-первых, я сам хочу, во-вторых, если что... Я при оружии.
Фазан ушел в глубь оврага. Упал в зеленых зарослях так, чтобы сверху - с кручи обрыва - Морфий сразу же увидел:
опасность устранена.
Воздетые руки Йоты сияли кончиками пальцев.
– Без крови нет жизни земной. Без боли - тоже. Рождаются, становятся женщинами - все через боль и кровь. И слава стоит крови. А в причастии вкушаете вы плоти и крови заступника нашего. Осознай свой путь, и страх покинет тебя. Теперь он будет у тебя светел и легок, потому что кончится наконец долгая забота о других, нуждающихся в твоем участии. Искупил ты их преступления страданием плоти твоей, пролитием крови своей.
– Но ведь с болью ухожу я отсюда, и не будет мне покоя, знаю. Там, в папоротниках, чадо мое, мне неведомое до последнего часа, с исстрадавшимся и полным ярости сердцем. Разве чужой он мне? Почему я, отдавший столько жизней своих за других, не могу спасти плоть и кровь мою?
– Не можешь, ибо не твое это дело. Рождение второго сына твоего не одобрялось, но прощено. А это немало. Знай! И облегчай этим знанием страдание свое.
– Но ведь погибнет он!
– Не ведаю о том. И мне не всякое знание ведомо. А ты свое выполнил. Ты чист и высок. Не оглядывайся назад. Там тлен и страсти. Изгони из себя плотское, земное. Недостойны они тебя отныне, ибо внешнее и временное все, что во плоти и на земле.
– Выходит, мой ребенок мне чужой, если плоть - нечто внешнее, временное, и к душе его я не имею никакого отношения. Тогда почему я испытываю к этому ребенку такую нежность? Почему я скучаю, тоскую по нем? Почему испытываю болезненно- сладкое состояние, когда хрупкое это создание прижимается ко мне?
– В жизни не так, как в вечности. В жизни реальна плоть, а душа - миф. ТАМ же эфемерна плоть...
– А ТАМ? Разве я не смогу любить своего малыша Там? Разве мои мать и бабушка не любят меня Там? Тогда зачем они приходили?