You Would Never Know
Шрифт:
Все время, пока Малфой говорил свой монолог, Северус сидел и молчал, ожидая момента, когда сможет встать и врезать ему хорошенько. Неужели, он считает, что сам Северус ни разу не думал и не вспоминал всех этих вещей? Ни разу не задумывался о том, что отказывается от того, что, можно сказать, делал и лелеял всю жизнь? Он просто идиот.
– Да, - уверенным и сильным голосом произнес Северус, посмотрев, наконец, на Малфоя.
Люциус вскинул брови и, разведя руки в сторону, сказал:
– В таком случае, я жажду подробностей. Я, кстати, честно говоря, приятно удивлен и обрадован этой новостью. Хватит сохнуть по мёртвым женщинам. Пора переходить на живых.
–
– Гоблин тебя задери, Снейп, я хочу знать имя девушки, что умудрилась превратить тебя в другого человека! Который, кстати, нравится мне в разы больше.
– Я пришел к тебе, чтобы ты высмеял меня и сказал, что я прав. Что я должен немедленно закончить это всё и постараться переключиться обратно на мёртвую.
– Для начала я должен знать её имя, - неустанно продолжал Люциус.
– Ты её знаешь.
– Я много кого знаю.
– Её пытали в твоем доме.
– В моём доме много кого пытали.
– Маглорожденная.
– Грязнокровок было больше всех остальных.
Северус окончательно взбесился от того, что идиот Малфой не понимает его намеков. Что же тут непонятного?! Он буквально произнес её имя по слогам.
– Ну скажи уже!
– потеряв терпение, воскликнул Люциус.
– Гермиона Грейнджер.
Повисло десятисекундное молчание. Тишина начала давить на уши, как вдруг всю камеру разразил громкий и непрекращающийся смех Люциуса. Северус этого ждал поэтому просто начал выжидающе смотреть на Малфоя, который завалился на кровать в диком смехе. Он смеялся так, как никогда раньше, по крайней мере, на памяти Северуса. Он готов был поклясться, что если подойдет ближе, то увидит слезы смеха на его глазах. Наконец, заканчивая с этим веселым делом, Люциус с улыбкой до ушей снова сел. Просидев так секунд пять снова начал смеяться, но больше на подушку не упал.
– Смешная шутка, - вытирая слезы смеха, сказал Люциус, - Давно я так не веселился. Ну что ж, пошутили и хватит. А теперь я хочу знать настоящее имя.
– Я бы хотел, чтобы это было шуткой, - произнес серьезный Северус, - Но это не так. Это действительно она. Я не шучу, Малфой. Её зовут Гермиона Грейнджер.
Снова тишина. Следующий приступ дикого хохота был в разы сильнее прежних, да ещё и сопровождался сгибанием пополам, брызгающими в разные стороны слезами и ударами здоровенным кулаком по столу. Северус всё так же выжидающе смотрел на Малфоя, у которого постоянно вырывались фразы типа: “Не шутит!” или “Грейнджер, вот дает!”. Наконец, когда прекращающиеся и возобновляющиеся приступы окончательно закончились, Люциус, снова скрестив ноги, сказал:
– Ты просто идиот! Она же ребенок!
– Я бы не сказал.
– Да брось, ты сам так думаешь. Если бы не думал, не пришел бы сюда. Ты считаешь её ветреной, непостоянной. И если вы все же будете вместе, что, конечно, дико смешно и нелепо, ты достанешь её своим
– Я пытался, Малфой, неужели ты думаешь, что я не испробовал все, что в моих силах?
– чуть ли не с мольбой в глазах произнес Северус.
Люциус снова хохотнул, только в этот раз саркастично.
– Северус, я тебя прошу, не ври хотя бы себе. Мне-то можешь врать сколько угодно, это не важно, но самому себе рано или поздно придется признаться. Ты можешь одним взглядом прогнать, уничтожить или даже убить любого смертного. Я тебе ни секунды не верю, когда ты утверждаешь мне, что пытался избавиться от неё любыми способами. От этой хрупкой девочки, на которую только прикрикнуть хватит. Ты просто не хочешь её отпускать. Это ты сам прекрасно понимаешь, ведь знаешь же, что это ничем не закончится, лишь только твоим снова разбитым сердцем. Раз она уже сейчас тебе настолько дорога, что ты пришел в ненавистное тебе место, чтобы услышать это от меня. Я знаю тебя всю жизнь, Снейп. Эти отношения, которых нет и быть не может, не закончатся ни чем. Всё, что тебе нужно сделать, это сказать ей, что пора заканчивать всю эту чушь. А за остальное можешь не переживать, вам даже видеться не придется. Только на годовщинах войны. Так будет лучше для тебя. Или же для неё, если такая формулировка тебе больше подходит.
Северус сидел и слушал. И понимал, что Малфой абсолютно прав, ему нужно сделать всё это. Чем раньше, тем лучше для всех. И для него самого, и для неё. Она молодая, она найдет себе другого. А ему… А ему никто не нужен. Столько лет был один, наедине со своими мыслями и болью утраты. Пора вернуться к этим замечательным временам, которые он называет “до смерти”. Ведь тогда плохо было только ему. Никого другого он не впутывал сюда. Лучше пусть он будет страдать из-за Лили один до конца жизни, чем будет страдать из-за того, что Гермиона несчастна с ним, а он просто не может её отпустить.
– Ты прав. Я хотел услышать именно это, - тихо произнес Северус.
– Ты сам это знал. Просто тебе нужен был кто-то, кто озвучит твои мысли, друг мой, - кивнул Люциус.
– Я сделаю это сегодня.
– Правильно, чем скорее, тем лучше.
Северус снова кивнул и наконец-то встал из этого отвратительного кресла. Сделал несколько шагов к двери, а затем остановился и обернулся.
– Спасибо, Малфой.
– Всегда пожалуйста, - улыбнулся уголками губ Люциус.
– Я зайду к тебе после Рождества, - Снейп стукнул кулаком по металлической двери, тем самым подзывая охранника.
– Лучше сделай себе резиновую куклу в образе Лили, - гоготнул Малфой.
Когда Северус покинул здание тюрьмы и трансгрессировал к себе домой, всё будто поменялось. Конечно, это дементоры пробуждали худшие чувства и мысли. А теперь, когда он снова дома, и можно вспомнить теплые глаза и ласковые неумелые губы Гермионы… Он как всегда не сдержал улыбки. Как же можно избавиться от неё? Добровольно. Как можно противиться, когда она сама старается убедить его, что хочет быть рядом? Как можно сказать ей это? А потом всю жизнь помнить грустные, полные слез карамельные глаза. Но Малфой прав. И он сам прав. Это всё - тупик. Отсюда ничего не выйдет. В этой стене нет кирпича, по которому можно стукнуть волшебной палочкой, и откроется целый новый мир. Здесь так не бывает. Здесь все будет так, как сказал Люциус. И как знал сам Северус.