Юбер аллес (бета-версия)
Шрифт:
Фридрих понял, что самое лучшее - это как можно быстрее покинуть место действия. Он метнулся в сторону, выходя из-под прицела телекамер, и успел краем глаза заметить, что одинаково одетые молодые люди ложатся прямо на камни, вытягивая перед собой руки.
"Вот чёрт", - подумал Власов.
Похоже, это была какая-то протестная акция. Власов читал, что российские диссиденты имеют привычку публично приковывать себя к ограждениям или ложиться на землю, протестуя против "бесчинств режима". В Берлине с подобными протестантами церемониться бы не стали, но Мосюк завёл
Но на этот раз, однако, либеральничать никто не собирался: прямо из-под конной арки Генштаба выкатился полицейский фургон с открытым кузовом. Уже на ходу из кузова попрыгали на брусчатку одинаковые, как горошины, русские полицейские в прозрачных сферических шлемах и с пластиковыми щитами. Они рванулись к журналистам. Те и не думали сопротивляться или бежать, только направляли камеры прямо на полицейских. Человек с микрофоном разразился быстрой речью на английском.
Фридрих к тому времени уже смешался с немногочисленными зеваками, сгрудившимися у Зимнего.
Полицейские действовали быстро и чётко, но, по мнению Власова, недостаточно решительно. Вместо того, чтобы заняться нарушителями общественного порядка, они первым делом выстроились перед журналистами, мешая им снимать. Кто-то попытался поднять телекамеру на выдвижном шесте, но тут кто-то из полицейских всё-таки применил силу: камера развернулась в противоположную сторону.
Другие стражи порядка занялись, наконец, людьми в красном. Они брали каждого за руки - за ноги (те не сопротивлялись) и уносили в сторону фургона. Кто-то задёргался, и тут же раздался гулкий звук - человека просто швырнули в кузов. Послышалась брань. Журналисты прыгали на месте, как обезьяны, пытаясь хоть что-нибудь заснять, но барьер из людей в сферах и с блестящими щитами был совершенно непроницаем.
Прямо над ухом Власова что-то жирно лязгнуло. Фридрих невольно отпрянул: он подсознательно ждал какой-нибудь гадости. Обернувшись, он увидел давешнего старичка с картузом на голове и с древней "Ляйкой", который увлечённо фотографировал происходящее.
– Ещё раз здравствуйте, Лев Фредерикович, - насмешливо сказал Власов.
Старичок чуть не уронил "Ляйку".
– Да, да, очень приятно, - забормотал он, - я вот тут, некоторым образом... фиксирую, так сказать, происшествие...
– он сделал ещё один снимок, явно наудачу, после чего принялся чехлить громоздкий аппарат, шепча что-то невнятное про фотоплёнку. Фридриху стало неловко смотреть, как старик корячится: он взял в руки футляр, чтобы тому было удобнее укладываться.
В этот момент старик снова сложил пальцы в какой-то знак, который Власов, однако, не понял.
– Вы мне, извините, не поможете на минуточку?
– обратился старичок к Фридриху.
– Тут вот совсем близко...
Власов не понял, как и в чём он может помочь егозульному старикашке, тем более "на минуточку", но сообразил одно: тот хочет увести его в сторонку, видимо, для разговора.
– Да, пожалуйста, - согласился он.
– Минуточку, минуточку, - старичок суетился, увлекая Власова с собой.
– Как бы нам тут только того... давайте лучше тут... а вот мой, так сказать, транспорт.
На улице возле
– Давайте поговорим, только не здесь, - голос старичка стал тише, а неприятная стариканская прыткость несколько поумерилась, - я вас отвезу в безопасное место... Вы не представляете, что тут творится. Видели, что было на площади? Это всё Гельман. Паршивый провокатор, ему нужен скандал, не понимаю, как его терпит Фрау, я ей тысячу раз докладывал...
Власов неприязненно покосился на Льва Фредериковича. Похоже, старик был всё-таки не вполне адекватен.
– Очень опасный человек, - бормотал старик, оглядываясь по сторонам, - у него огромное влияние...
– тут он, зарывшись в полу пальто, начал что-то выкапывать из кармана, то ли радиобрелок от машины, то ли что-то ещё. На грязный снег упал скомканный носовой платок огромного размера, неоднократно использованный по назначению. Власов посмотрел на запачканную тряпку и решил, что поднимать это следует только в перчатках, лезть за которыми решительно не хотелось.
– Милейший Лев Фредерикович, - бухнуло в спину, - вы куда это собрались?
Власов - уже без удивления - обернулся и увидел Мюрата Гельмана. На сей раз тёмных очков он не надел, и Власов мог рассмотреть его лицо. Лицо преуспевающего гешефтмахера - примерно так Фридрих определил про себя человеческий тип, который предстал перед ним.
Старичок же немедленно преисполнился елейной доброжелательности.
– А вот и вы, Мюрат Александрович! Ну, как прошла акция? Всё засняли?
– Нормально прошла, - Гельману явно не хотелось развивать эту тему.
– А вы, смотрю, сдружились с господином Власовым?
– Да вот, некоторым образом, едем сейчас в "Норд", - не без самодовольства сказал старик.
– Пока что, - вмешался Власов, - я никуда конкретно не собрался.
– И правильно, - Мюрат немедленно пошёл в наступление, чего Фридрих и ожидал, - "Норд" - не самое интересное место. Позвольте предложить иной маршрут. У меня как раз заказан столик в "Аркадии" на Колчака. Будем есть оленину и пить брусничную настойку. Кофе там тоже отменный. Всё за мой счёт, у меня сегодня удачный день, - добавил он торопливо.
– Да уж видели мы, - не удержался старик, - видели. И слово нехорошее разглядели...
– У нас с уважаемым Львом Фредериковичем эстетические разногласия, - картинно развёл руками Гельман.
– Я новатор, а он, знаете ли, придерживается консервативных взглядов на искусство.
– Я тоже, - отрубил Власов. Ему не нравился Гельман, к тому же он начал понимать, что означала сцена на площади.
– Ну, вы человек, несомненно, умный, - зашёл галерейщик с другой стороны, - мы могли бы поговорить об этом... я не надеюсь, что смогу вас переубедить, но, по крайней мере, вы выслушаете точку зрения, отличную от общепринятой...