Юдаизм. Сахарна
Шрифт:
* * *
Как Столпнер (при понимании ценности идей Страхова) равнодушен был, что он «не идет» (не читается). А когда я жаловался ему, что новенькие еврейские писатели печатают свои знаменитые «шаржи» и «вещи» разом (одновременно) в 2, иногда в 3 газетах, конечно, сразу с двух газет получая гонорары, и дивился этой новинке, он защитил:
Ну, что же, отчего же не печататься? Я не понимаю.
И вот я с тех пор тоже «не понимаю», зачем эти господа и в таком разом количестве пришли в русскую литературу.
* * *
Да, великие сокровища Греции попали в бездарные русские руки.
Этих скверных болотных людей, без воображения,
Греция определила: «Когда женщина родила, то пусть сейчас придет священник и наречет имя новорожденному. И женщине говорит молитву и два слова поддержки и утешения».
Хорошо. Благо. Что же русские? Разинули рот и повторили. Но это Греция повторенная, а вы, русские? сами?
Что «сами»? — спрашивает идиот.
Да сами-то бы что-нибудь сказали? от себя? Ведь 1000 лет живете? Эй, Щукин, эй, еп. Михаил (старообрядческий), эй, Дроздов, Альбов?
Разинули рот, молчат.
Сами? Для чё?
Да «для того», что те имели сердце и принесли свое, и вы имеете же сердце и принесли бы свое. Ведь принесли «мирру», «ладан» и «золото» мудрецы Востока Спасителю, а не принесли все три 1) ладан, 2) еще ладан и 3) в-третьих, ладан. Вот красота! В богатстве, разнообразии и полноте.
Боимся согрешить.
Да чего вы боитесь, если будет любовь, если принесете то же, что и Греция, а не «ладан, ладан и ладан».
Что же например?
Да вот 1) чтобы и девочку новорожденную вносили в алтарь, как и мальчиков. Раз пример («во Христе бо Иисусе, — сказал Ап. Павел, — несть мужеск и женск пол»). 2) Непременное повеление, чтобы женщина перед разрешением от бремени, месяце на 8-м, исповедовалась и причащалась.
Этот обычай есть.
Так «обычай», а не ваше «церковное правило». И вы бы поддержали прекрасный начавший слагаться обычай — правилом. Написали же «Правила духовных консисторий». Это — поважнее.
Правила консистория написала. Заботимся. Доходы.
То-то «доходы»; кажется, в них primus movens110 северного движения. Где же ваше почитание женского существа, женского материнства... Вот коврики богатым под ноги выстелаете: отчего бы беременным не выстелать коврика? Отчего бы возле стены, на небольшом возвышении, со приступочкою, не устроить им особого места, поставив там скамеечку, — чтобы могли оне отдохнуть, чтобы их не толкали, чтобы могли оне видеть все богослужение. Не большое дело, но внимание церкви к беременным было бы сделано. Ба! ба! ба! Да самое главное — ввели бы со строгостью и непременностью ваших «постных дней» правило — именно церковное правило, ненарушимое для мужиков, — по коему роженица обязана непременно восемь дней оставаться в постели. Тогда крестьяне, «которые постных дней не нарушают», не решились бы нарушить и этого «церковного правила» и не выгоняли бы тогда на тяжелую полевую работу своих рожающих жен на 4, 5,6-й, а иногда даже на 3-й день; о чем со слезами рассказы я слыхал от старух, матерей этих рожениц («муж-то прогнал мою дочь на работу, а она слаба здоровьем»),
Верно была нужда — и послал. Мы тут при чем?
Но «ради нужды» даже в страдное время, когда хлеб может погибнуть в поле, ваших «праздников» не нарушают. И постных дней тоже не нарушают «ради нужды». И если бы восемь дней крестьянки по церковному правилу оставались в постели, то сколько бы здоровья сохранилось народу русскому. Патриоты... не патриоты вы, а вшивые головы и искариоты. Только где рублем пахнет — бежите, а без серебряного рубля вас ни к какому доброму делу не подвигнешь.
Византия вылила золотой образ.
А Россия сделала для него только осиновый киот.
Приведу-ка, кстати, я письмо о петербургском духовенстве, мною года два назад полученное.
* * *
«Мало учат в церковной школе. Только Евангелие.
Между тем секрет образования заключается еще более в том, чего не читать, нежели в том, что читать. И церковная школа на одном Евангелии потому-то и велика, и культурна, что — «на одном». В «одном» весь и секрет, единственным и спасаешься. Проповедовать, что важно... Растворите хоть Евангелие в современной литературе — и получится кислятина, получится расстройство желудка, гастрит, тошнота. Важность школы невероятно возвышается, что 1) и сегодня, 2) и завтра, и 3) через год все ОДНО, о чем признано народами и веками, всемирным умом и всемирным вкусом, что важнее и лучше этого вообще в книгах и в написанном ничего нет. Все наши семинарии испорчены тем, что «размешено, что в них сделана уступка переливающейся через край и церкви, и школы грязи. Ну и затопило... превратив в «кабак» (Победоносцев). Не спорю, и очевидно, что великим умам надо идти и «за» Евангелие, к комментариям, к наукам. Но обыкновенному и простому уму надо тщательно беречь одно, и ни с чем не смешивая, не соединяя. Наш «литой из бронзы» народ, с его великолепными лицами, и характерами, и пословицами etc., и произошел из того, что ни мало ни много десять веков за незнанием грамоты он на обедне слушал исключительно величайшие слова, величайшие песнопения, что-то высшее и лучшее Пушкина; слушал и знал только серьезное, только о Небе, Ангелах, о Святых людях и привык смотреть как на «персть» и «грязь» не только на современные книжонки, но и на «дрязги в своей деревне», на свары и соперничество с писарем, на недостатки попа. Церковь, и действительно одна церковь и безграмотность (нет «разбавки»), дала народу величайшее воспитание и величайшую науку, какой не дали бы ваши Кембридж и Оксфорд. Ибо там все-таки «в Дарвина» заглядывают: а здесь
одно
и это одно
лучшее.
* * *
...Да что такое Ст...ъ, этот эстетический Ст-ъ, с его умом и диалектикой? В конце концов мелкий фактор еврейских успехов в обществе, в литературе, в шуме «сегодня»...
Как я любил его и как долго. И какой обман...
~
О Страхове он сказал, почти одобряя (вытянул губы): «Ну, что же, если его не читают. Если он скучен...»
Да. Зато не «скучен» «Шиповник», пропагандируемый Горнфельдом, и еврей Вейнингер, которому сделали «шум» еврейские всесветные журналисты.
Из этого я заключил, что «Ст-ъ» и «истина» друг с другом не знакомы.
Несмотря на его вечную неумытость и ужасную грязь под ногтями, это был один из самых красивых (духовно, биографически) людей, каких я встретил за всю жизнь. И таким он вырисовывался в уме моем с первой минуты, как я увидел его, в 1/2 обыкновенного человеческого роста (чрезвычайно, неестественно маленький) идущим тихо к кафедре (в Рел.-фил. собр.). Сидевший около меня Бердяев сказал:
— Ст-ъ, социал-демократ.
Я ничего особенного не ждал.
Но он заговорил. Все и всегда, что он говорил, было так лично — умно (не из книг), говорило о такой долгой мысли у себя дома, о такой длинной духовной биографии...
И я его полюбил. Теперь любовь кончилась.
Я называл его (мысленно) «из великих голов еврейства». Он мне, между прочим, сказал (неохотно, как выдавая иудейскую тайну), что «по общему поверью евреев, на субботу дается каждому еврею добавочная душа», т.е., пояснил он: «Еврей имеет в субботу две души».