Юг в огне
Шрифт:
XIX
Когда Буденный с дедом Трофимом подъезжал к Платовской, где-то на западе, во мгле ночи, вспыхивали зарницы и глухо рокотали артиллерия.
– Слышишь, гудет?
– неодобрительно покачал головой дед Трофим.
Буденный промолчал. Поблагодарив старика, он слез с саней и, не заходя домой, направился в станичный ревком узнать, каково положение в станице. Но в ревкоме никого не было. Всюду в комнатах царил беспорядок, полы усеяны рваной бумагой. Видимо, все бежали отсюда второпях.
По
– Чего вы не спите?
– входя в хату, спросил у них Буденный.
– Какой уж тут сон?
– плача, проговорила мать.
– Такого страха с отцом пережили - и не приведи боже.
– Чего ж вы так боялись?
– Да как же, сынок, весь день из пушек палят... Вот-вот белые в станицу войдут. Измываться же они будут... А тут наш Емельяша к Никифорову в отряд поступил.
– Ну и правильно сделал, - сказал Буденный.
– Как так - правильно?
– всплеснула руками Мелания Никитична.
– Ведь его там и убить могут... А ведь он только со службы пришел...
– Молодец Емельян! Если б, мамаша, он к красным не ушел, то его белые б могли забрать... А кто это спит?
На сундуке бежал волосатый парень.
– Ай не признаешь?
– радостно спросил отец.
Семен нагнулся над спящим. Тот, приоткрыв веки, улыбнулся:
– Здорово, братушка!
– Дениска?!
– обрадованно вскричал Семен, сжав в объятиях брата. Ах, чертушка ты этакий!.. Когда же прибыл?
– На другой день после твоего отъезда в Великокняжескую... Это, выходит, значит... пятнадцатого февраля...
Юноша встал с сундука, подсел к брату. Семен любовно глядел на него.
– Ишь ведь ты какой стал, - с изумлением сказал он.
– Вырос на войне... Ну как, Дениска, пришлось и тебе хлебнуть горячего?..
– Ну а как же, - вздохнул юноша.
– Пришлось, Сема, повидать всяких страхов.
За станицей все слышнее ухали пушки, низенькие оконца хаты при каждом ударе тоненько звякали.
– Господи Исусе!
– перекрестилась Мелания Никитична.
– Целый день и ночь, без перерыва, так и стреляют, так и стреляют... Сколько теперь понабили народу, матерь божья... Цел ли наш Емельяша?..
По улице пробарабанил дробный перестук копыт мчавшейся лошади. Под окном топот оборвался. Мелания Никитична прильнула к стеклу, всматриваясь в темь ночной улицы.
– Господи!
– вскрикнула она обрадованно, бросаясь к двери.
– Никак, Емельяша?!
Она выбежала в сени и вскоре, вся сияя от счастья, снова вошла в хату.
– Ну вот, я же говорила, что Емельяша, - сказала она.
Вслед за нею в хату вошел молодой парень с винтовкой за плечами и болтающейся шашкой на
– Вот хорошо, что я вас всех застал дома... Зараз же запрягайте лошадей и езжайте в Большую Орловку... Наши туда отступают... Платовскую минуют, сюда никто заходить не будет. Нас послали оповестить своих... Ну, так живо! Я пошел, - ринулся он к дверям.
– Некогда мне...
– Погоди, Емельяша, - кинулась к нему мать.
– Поешь хоть, небось, голодный.
– Некогда, мать, - буркнул парень.
– Ну хоть кусок хлеба возьми с собой.
– Хлеб давай, - согласился Емельян.
Мать проворно отрезала кусок хлеба и сунула в карман его полушубка. Парень исчез за дверью.
– Ну что же, Денис, - встал Семен.
– Прохлаждаться нечего. Одевайся, а я пойду запрягу лошадей. Ты, отец, поедешь с нами?
– Что ты, Сема, куда мне?
– замахал руками Михаил Иванович.
– Куда я от матери поеду?.. Буду с ней до конца. Да они, беляки-то, нас не тонут... Нужны мы им?..
– Смотри, отец, тогда не обижайся, - сказал Семен, - если что случится с тобой... Где хомуты-то?
– В сарайчике. Вон ключ висит, возьми.
Вскоре братья Буденные выезжали из Платовской станицы. Они направились на северо-запад. В том же направлении ехало немало народу. Видимо, Емельян со своими товарищами всполошил всю станицу, и от белых теперь убегали многие.
Было уже часов 10 утра, когда братья приехали в хутор Козюрин. Они остановились у родственников. В хутор все время прибывали беженцы из Платовской и рассказывали ужасы о белых. В полдень в хутор прибыл и отряд Никифорова.
Никифоров, плечистый рябоватый мужчина лет под сорок, в нагольном полушубке, перекрещенный ремнями, ехал впереди отряда.
– Здоров, - сказал он, увидев Буденного в толпе встречающих отряд. Пойди-ка сюда, мне, брат, надо с тобой поговорить.
Никифиров выехал из строя и приказал отряду сделать остановку на отдых. Соскочив с лошади, он передал повод ординарцу.
– Пойдем, Буденный, в хату...
Они вошли. Кроме старухи, месившей у печи тесто, здесь никого не было.
– Можно, бабуся, обогреться?
– спросил Никифоров.
– А отчего ж нельзя, проходите. Садитесь, грейтесь.
– Бабуся, нет ли у тебя корочки хлеба да двух стаканчиков, - пройдя от двери и садясь на лавку, сказал Никифоров.
– Мы погреемся с холоду... Продрог я... Брр!.. Хоть и не особенно холодно, а пробирает...
Старуха молча нарезала хлеба, поставила на стол тарелки с салом и огурцами. Никифоров, вынув из кожаной сумки, висевшей у него на боку, бутылку водки, с силой хлопнул ладонью по дну. Пробка взвилась под потолок. Он наполнил стаканы водкой.