Юлиус Эвола, Рене Генон и христианство
Шрифт:
Это смешение, как правило, основывается на эволианской убеждённости в христианском дуализме. В последнем Эвола видит «знамение времени», антитрадиционный фермент, разрыв с доктриной двух природ. Ему не удаётся увидеть больше, чем эпизодическое «прагматическое обоснование», которое могло быть «жёсткой христианской оппозицией сверхъестественного порядка естественному» в связи «с особым, историческим и экзистенциальным положением данного человеческого типа». Обычно это формулируется как: «Царство моё не от мира сего» и, в сфере сугубо политической: «Кесарю — кесарево, Богу — богово». Последняя фраза ставит проблему отношения между духовной властью и светской властью. Мы вернёмся к этому в разделе, посвящённом гибеллизму, несколько позже. Но давайте теперь установим, что несправедливо возлагать на христианство ответственность за разрыв с традиционным идеалом политической власти по божественному праву. "Omnis potestas Deo" ("Всякая власть исходит от Бога"): эта известная формула апостола Павла содержит зародыш гибеллинской концепции, согласно которой обладатель светской власти наделён правом духовного авторитета, как представитель Бога на земле. Этой концепции различающей два могущества, по — прежнему подтверждая их общий сверхъестественный
Разница между двумя элементами означает, что даже за ложными различиями признаётся общее происхождение и допускается их участие в том же порядке реальности. С другой стороны, разделение двух элементов постулирует констатацию их разнородности. Традиционный дуализм — дуализм различия. Это доктрина двух природ и различий между метафизической природой и физической, что является не более чем её эманацией и отражением: «Боги — бессмертные люди, люди — смертные боги». Эта классическая максима выражает преемственность, которая связывает материальный, ограниченный и преходящий мир с духовным, — миром под знаком вечности. Но параллельно с прогрессивным отдыхом от напряжения метафизических истоков, появляется идея, состоящая в том, что материальный мир представляет собой единственную реальность. Традиционный дуализм, подразумевающий первенство духовного, сменяет материалистический монизм, свойственный современному взгляду на мир, где духовность больше не упоминается как «суперструктура» биологических или экономических событий. В перспективе того, чтобы сохранить пламя традиционной духовности в эпоху упадка, где властвует материалистический монизм, христианство заменило высший различительный дуализм дуализмом сепаративным, что было бы абсурдно считать антитрадиционным, поскольку таковым является лишь материалистический монизм. Традиционный взгляд на мир существует с момента, как был признан иной порядок реальности, отличный от материального мира. Христианское подтверждение разрыва между материей и духом состояло в том, что оно сумело вызвать на римском упадочническом Западе исцеляющий шок, спасительную реакцию в смысле сакрального, которое в средние века станет проявляться в аспектах повседневной жизни.
УПАДОК ИСТОРИИ
Существует художественный или литературный процесс, посредством которого художник или писатель воспроизводит, в ограниченном масштабе, совокупность своей работы внутри себя самого. Наиболее известный пример — полотно Ван Эйка «Чета Арнольфини», где присутствующее зеркало отражает саму картину несколько раз во всё меньшем масштабе. Многие писатели, романисты и драматурги пробовали применять эту технику в литературе: среди прочих мы приведём в пример Дидро, Новалиса, Пиранделло, Гельдерода, Жида и Моравиа. Возможно, более известным литературным примером будет роман «Генрих фон Офтердинген» Новалиса, где герой находит книгу, которая является лишь историей его собственного приключения.
Ян ван Эйк Портрет четы Арнольфини, 1434
Зеркало. Фрагмент
Имеется совершенная аналогия между этим процессом и историческим становлением, до той степени, в которой мы можем говорить об этой технике, применительно к истории. Действительно, глобальное развитие Манвантары (или цикла в широком смысле) отражается в форме, уменьшенной внутри каждого цикла цивилизации (или цикла в религиозном смысле). Так, по аналогии с общим историческим циклом современного человечества, индивидуальный исторический цикл западной цивилизации включает четыре этапа, которые точно соответствуют четырём векам: золотому, серебряному, бронзовому и железному.
Эвола и Генон солидарны в том, что начало упадка Запада следует искать в эпохе, где в соответствующих областях знаний и действий появляются эмпирико — аналитический метод и героизм, основанный на «воле к власти». Это эпоха гуманизма, в которую Запад порвал с традиционными знаниями и действиями, с идеалом мудрости, обоснованной синтетической интуицией, и с «волей к воле», характерными для героизма, основанного на духовности. Современные историки назвали эту эпоху «Ренессансом», поскольку полагали, что после нескольких столетий «тёмного средневековья», был возрождён древний взгляд на мир. В действительности он не привёл к восстановлению греко — римского welstanchaung [27] , разве что в его упадочническом внешнем аспекте, весьма отдалённом от изначальной духовности, характеристики психической атмосферы, свойственной бронзовому веку, особенно в том, что касается прометеевского героизма.
27
Нем. «Мировоззрение».
В историческом развитии Запада железному веку, очевидно, соответствует нынешний период, в который торжествует эгалитаризм и материализм. Уже было сказано (и будет повторяться множество раз на протяжении всего нашего исследования) о новых правых, «Новой школе правых». Она была создана для борьбы с марксизмом, эгалитаристской и материалистической доктриной, интеллектуальной стратегией, сопоставимой с той, которую использовали гуманисты эпохи Возрождения против католического средневековья. Марксизм понимается как новый обскурантизм, против которого боролась «новая школа правых» ради восстановления истины. Но «истина» новых правых — это позитивистский гуманизм и прометеизм упадочнической древности и «ренессанса», «мировоззрение», в конечном итоге неспособное восстановить метафизическую напряжённость истоков, философия, которая из — за своих собственных недостатков и своего характера становится подрывной, антитрадиционной силой. Во всём это есть принцип «гетерогенности», теоретически сформулированный Ясперсом. Результат действия отличается (греч. heteros) от его намерения. В случае «новых правых» результат даже противоположен намерению, так как изначальная воля разрушает результаты и, в конце концов, укрепляет силы подрывной деятельности. Мы можем говорить об антиогенезе результатов (греч. antios —
Разногласие между Эволой и Геноном относительно исторических сведений о подлинном европейском традиционализме, естественно, объясняется, по большей части, их разным подходом к христианской традиции. Для Эволы Золотой век Запада неоспоримо заключался в романском мире, даже если время от времени он и признаёт восстановительную роль христианства в духовном плане, и даже если он восхищается средними веками, он всё равно считает их не более чем неполным восстановлением, зависимым от присутствия христианской духовности, и настаивает на том, что её следует воспринимать как разрыв внутри самого мира Традиции. Одна из основных глав «Восстания против современного мира», в которой так много говорится о христианстве, не носит ли название «Разрыв Западной Традиции»?
РАЗРЫВ ИЛИ НЕПРЕРЫВНОСТЬ ЗАПАДНОЙ ТРАДИЦИИ
Рене Генон, напротив, считает, что между римской и христианской традициями, за пределами различий их проявления, имеется глубокая непрерывность. Он приводит разные доказательства, начиная с существования общего духовного центра, города Рима, выбор которого не был простым географическим совпадением. Он уточняет, что «Папство изначально, уже в силу того, что Рим был столицей западного мира, обречено было быть «римским». Он также подчёркивает передачу некоторых символов — например, ключей и барок, эмблем, присуждённых святому Петру, происходящих от Януса, — явление, которое светские историки принимают за дань католицизма Древнему Риму, в то время как они служат доказательством «этой традиционной регулярности, без которой никакая доктрина не могла быть действительной, и что она постепенно восходит к великой изначальной традиции». Отметим также, следуя Генону, восстановление благодаря папству титула pontifex maximus (лат. Верховный Понтифик), который был в Древнем Риме атрибутом Императора. Латинский термин «pontifex» буквально означает «строитель мостов». В соответствии с законами светской и духовной власти, римский Император, а затем «Император Священной Римской Империи германской нации» и христианский Папа наделены функцией возведения моста между людьми и Богом, установления связи между нижним миром и сверхмиром. Согласно этой идее, северное изречение гласит: «Кто является вождём, тот будет нам мостом».
Историческая преемственность Древнего Рима и христианского Рима, кроме того, процветала благодаря духовным преобразованиям. Рене Генон формален по этому поводу: «Греко — латинская цивилизация должна была завершиться, и ситуации суждено было быть «исправленной» посредством других, внешних по отношению к греко — латинскому миру средств и в совершенно иной форме. Это преобразование осуществило Христианство. После бурного периода варварских вторжений, которых оказалось достаточно для того, чтобы завершить разрушение старого порядка, на несколько столетий возрождается нормальный строй. Ему соответствует период Средних веков, о которых наши современники, не способные осмыслить всю полноту интеллектуальности и духовности той эпохи, имеют настолько неверное представление, что полагают их более чуждыми и далекими от нас, чем классическая античность». Для Генона не было никаких сомнений в том, что средневековый христианский мир являлся Золотым веком западной цивилизации и, следовательно, был исторической передачей европейского интегрального традиционализма, «мобилизующей силы мифа» подлинных правых, члены которых стремились к тому, чтобы снова встретить, через генонианскую мысль, традиционные принципы политики. Относительно романского мира, провалившего, в конце концов, свою миссию, можно сказать, что он оставил после себя прекрасный традиционный архетип изначально солнечной духовности, воинский дух и имперский символ. Фактор связи между римским человеком и сверхмиром — римская религия — выродился в обыкновенный социальный фундамент, в обескровленный формализм, подчинённый императиву общественных отношений, в суррогат государственной религии. Способ подхода к трансцендентному, воинское действие, деградировало до воли к власти и жажды материальных завоеваний. Параллельно произошёл переход от «вертикальной религии», объединявшей людей друг с другом с единственной целью поддержания общественного порядка. Древний героический идеал mors triumphalis [28] уступает место постыдным занятиям magnum latrocinium [29] , декадентским идеям и, следовательно, современным войнам, где они становятся мотивом для грабежей, безнаказанных убийств и разнообразных проявлений бандитизма. В конце концов, имперская функция теряет «папский» смысл (в изначальном понимании этого термина), в то же время исчезают последние личности, имевшие право её воплотить, и во главе Империи возникают невыразительные люди, конкурирующие друг с другом в своей посредственности и низости: Нерон, Гальба, Вителлий и прочие, чьи портреты оставил нам Светоний.
28
Лат. «Триумфальная смерть».
29
Лат. «Большая разбойничья шайка».
Если резюмировать процесс, в течение которого Запад пал в бездну, мы получим после векового средневекового возрождения (Золотого века), упадок, неотъемлемый от прометеевского гуманизма (Бронзовый век) и тотальное стремление к материалистическому и эгалитарному хаосу (Железный век). Однако сомнительно, чтобы Запад пришёл без каких — либо переходов от эпохи высокой духовности (нооцентрическое мышление, сосредоточенное на духе) к эпохе виталистической восторженности (биоцентрическое мышление, ориентируемое на «жизнь» и гипостаз физической природы). Развитие западной цивилизации не проходило через промежуточную фазу, духовная атмосфера которой была бы аналогична атмосфере Серебряного века, фазу, которая, даже без воспроизведения духовного совершенства истоков, всё равно была выше сумеречных эпох человечества, и являлась не больше, не меньше, помехой на пути виталистической инволюции и надёжным бастионом против подрывной деятельности.