Юлий Цезарь. Политическая биография

Егоров А. Б.

Консульство и первые годы галльского наместничества стали решающими для превращения Цезаря в крупного политического лидера. Укрепились его позиции в комициях и коллегии трибунов, резко изменилось соотношение сил в сенате^{634}. Амплитуда политической деятельности Цезаря в 59–52 гг. оказалась необычайно широкой, поскольку он пытался опереться на самые разнообразные политические силы. Оформляются правила его политического поведения: реализм мышления, проведение надсословной политики и консолидация граждан вокруг его личности. Решающим поворотом стали 52–50 гг., победа Цезаря в Галлии и консолидация помпеянцев в Риме^{635}.

Наиболее подробно автор разбирает собственно диктатуру Цезаря, начав свой разбор с ряда интересных вопросов. Сколь велика была степень радикальности реформ Цезаря? Был ли он готов к ним сам? И, наконец, какую именно

политическую систему создавал диктатор?^{636} Свергал ли он «свободную республику»? Все три составляющие традиционной схемы (Цезарь сверг свободную республику ради установления монархии) оказываются достаточно сомнительными. «Свободная республика» была слабой властью, а действия Цезаря едва ли можно считать государственным переворотом. Наконец, диктатура Цезаря намечала определенные тенденции, но ее едва ли можно считать собственно монархической властью^{637}.

Н.В. Чеканова подробно рассматривает сенатскую политику Цезаря и его деятельность в государственно-административной сфере. В отношении сената Цезарь, несомненно, проводил политику на снижение его авторитета и превращение в орудие реализации собственных планов, однако сенат оставался высшим органом власти, и диктатор был вынужден с этим считаться^{638}. Примерно то же самое можно сказать об имперской политике: Цезарь во многом определил развитие принципов территориальной монархии, производил массовое предоставление прав гражданства и масштабную муниципальную реформу, имевшую целью наладить процесс управления^{639}, Однако он вовсе не хотел уничтожить республику, подавить сенат и растворить Рим в системе провинций^{640}.

Подводя итоги, Н.В. Чеканова отмечает, что Цезарь понимал необходимость реформ, которые подготовили бы слияние Рима, Италии и провинций в единое целое, и упорядочение царившего в Империи разнообразия отношений. Его целью было создание единой территориальной державы с сильной централизованной властью, и он не скрывал, что считает республику мертвой. Вместе с тем, реформы Цезаря не были единой продуманной программой, а были попыткой решения наиболее сложных и насущных проблем на основе уже сложившейся практики. Цезарь форсировал курс на модернизацию римского общества, что вызвало протест консервативно настроенной части гражданства^{641}.

Итак, отечественная историография дает несколько вариантов анализа диктатуры Цезаря. Если Р.Ю. Виппер видит в Цезаре «эллинистического монарха», a B.C. Сергеев считает его по преимуществу военным диктатором, то С.И. Ковалев и Н.А. Машкин помещают его в контекст борьбы оптиматов и популяров, продолжая, по сути дела, моммзеновскую идею лидера популяров, превратившегося в единоличного «демократического» монарха. Существует и определенные различия: если С.И. Ковалев делает упор на «демократическую» составляющую, то Н.А. Машкин более склонен видеть эволюцию Цезаря в сторону военного лидера. Возможно, самым принципиальным поворотом была теория С.Л. Утченко, который, в русле более поздней западной историографии, отказывается от идеи о доминировании в деятельности Цезаря какой-либо идеологической модели и видит в нем политика-реалиста, живущего сегодняшним днем, учитывающего интересы конкретных людей и решающего насущные злободневные проблемы. Наконец, В понимании Н.В. Чекановой Цезарь оказывается своеобразным «кризис-менеджером», остававшимся приверженцем основных принципов республики, но пытающимся спасти ее путем частичных преобразований.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Попытаемся подвести некоторые итоги. Многое уже было сказано в предыдущем изложении, однако некоторые проблемы, поставленные уже наукой Нового и Новейшего времени, требуют хотя бы суммарного анализа. У истоков антицезарианской, а отчасти и процезарианской традиции лежит миф о римской республике и ее героях. Этот миф имеет как античные, так и современные корни. Со времен Платона и Аристотеля в античной общественной мысли создается образ смешанного строя, идеально сочетавшего демократическое, аристократическое и монархическое начала. Полибий и Цицерон объявили этим идеальным обществом римское государство. Демократический элемент римского строя олицетворялся суверенитетом народных собраний, в которых власть большинства народа (трибутные комиции) сочеталась с другим видом собрания (центуриатные комиции), где преобладали зажиточные слои населения. Римский сенат был выражением власти аристократии, соединившей в себе древнюю патрицианскую родовую знать, патрицианско-плебейскую аристократию должностей, разбогатевшую на войнах аристократию денег, энергичных и напористых

«новых людей» и популярных народных лидеров. Наконец, римские магистраты сочетали традицию полной самостоятельности, унаследованную от царской власти, и функции исполнительной власти республики, подчиненной коллегиальным органам. Заметим, что этот античный миф более или менее соответствовал римскому государству, целью которого была консолидация общества для борьбы с внешним противником. «Демократические» ценности явно были на втором плане. «Идеальная система», казалось, прекрасно проявила себя на деле: Рим построил Италийскую федерацию, разгромил Карфаген и эллинистические царства и создал гигантскую Средиземноморскую державу. Кроме того, римская идеология прекрасно создавала иллюзию «общества равных возможностей», сохраняла аристократические идеалы и успешно консолидировала общество. Далее начинается уже современная часть мифа.

Многие проблемы Рима действительно сходны с современным правом: это обеспечение прав большинства и меньшинства, сочетание принципов выборности и единоначалия, парламентаризма и диктатуры, разделения законодательной, исполнительной и судебной властей и т.п. Вольно или невольно Римская республика воспринимается как «свободное общество» со свободными, альтернативными выборами, свободой слова и собраний, состязательным судебным процессом и гарантиями прав личности, а человек, покончивший с ним, естественно, не имеет шансов на оправдание. Впрочем, вслед за Н.В. Чекановой зададим вопрос, было ли это общество действительно свободным, и сверг ли его Цезарь?

Римские державы 3, 2 и 1 вв. сильно отличались друг от друга. До Второй Пунической войны Рим владел только Италией, Сицилией и Сардинией. Это было достаточно компактное государство, большую часть населения которого составляли римские граждане — около 300 000 человек (с семьями — около 1 млн.) — и союзники — около 350 000 (с семьями — примерно 1, 5 млн.)^{642}.

Ко времени Гракхов Рим уже владел большой частью Испании, северной Африкой (бывшие владения Карфагена), Македонией, Грецией и западной частью Пергама, что означало 3–4 кратное увеличение как территории, так и населения державы. На 3–4 млн. италиков, союзников и римлян, приходилось теперь 12–15 млн. жителей покоренных территорий^{643}. Ко времени Цезаря размеры сверхдержавы примерно удвоились за счет Галлии, Нумидии, областей к северу от Македонии, Вифинии — Понта и Сирии. При Августе к ним добавились Египет и широкая полоса между верховьями и низовьями Дуная. Площадь современной Италии, примерно равная площади Римского государства перед 2 Пунической войной, равняется 300 000 км²; в конце 2 века площадь Римской державы достигла примерно 2 млн. км², при Цезаре — около 3 млн. км², Империи Августа — свыше 5,5 млн. км². Население росло примерно сходными пропорциями, достигнув во времена гражданских войн примерно 25–30 млн.

Население провинций (перегрины), а частично и союзники, оказались за пределами «идеальной системы», фактически не имея какой-либо правовой защиты. Примерно четверть этого огромного бесправного населения составляли рабы, бывшие полной собственностью хозяев и лишенные каких-либо прав на собственность, семью (рабский брак считался «сожительством») и потомство, принадлежащее хозяину. Любое насилие, допущенное по отношении к рабу, не считалось преступлением, а особенностью ситуации эпохи поздней республики было то, что практически всё провинциальное население не было защищено от возможности ограбления, массового порабощения и жестоких наказаний. Долговое рабство, недопустимое для римских граждан, процветало в провинциях, а покоренные Римом территории не были защищены от грабежей пиратов, римских наместников и римского «делового мира».

Война была постоянным явлением в жизни провинций. Испания пережила Серторианскую войну, с 55 г. там стояли 7 помпеянских легионов, а в 49–45 гг. она стала ареной войны гражданской. Мелкие локальные войны продолжались до времен Августа. Греция и Македония стали ареной I Митридатовой и трех гражданских войн: 49–45, 42 и 31 гг. Экономика Греции смогла восстановиться лишь ко 2 в. н.э. На территории Малой Азии прошли три Митридатовы войны, в 85 г. Сулла наложил на провинции огромную контрибуции в 20 000 талантов, в 49–48 гг. ее разграбили помпеянцы, в 42 г. — армии Брута. В 88 г. Митридат устроил резню в Пергаме, в 47 г. в Азию вторгся Фарнак. Пострадавшая от Югуртинской войны Африка была опустошена Юбой и помпеянцами. Не лучше было в странах, еще не вошедших в состав державы: Галлия была ареной междоусобиц и германских вторжений, а вся история Птолемеевского Египта это история распада, городских бунтов и упадка экономики^{644}. Не в лучшем положении была Сирия, последний осколок Селевкидского царства.