Юлия
Шрифт:
В детдоме об исчезновении девочек спохватились только в обед. Обошли весь детдом – детей нигде не нашли, даже побывали на строившемся рядом доме. Сама Тамара Игнатьевна и воспитательница ходили к Валентине, которая была ошеломлена печальной новостью – так и упала на стул. Был воскресный день. После прибытия из лагеря Юля ещё не появлялась у сестры, а та думала: «Значит, ещё не приехали». Хотя уже был конец августа, пора вернуться с отдыха, а самой как-то всё было сходить недосуг. Она сама только вернулась из поездки к Семёну. Потом, придя в себя, Валентина живо припомнила разговор двухмесячной давности за обедом:
– Они у меня интересовались о поездах, спрашивали о Ростове, а я значения этому не придала. Думала, из любопытства интересуются.
Тамара Игнатьевна и воспитательница, больше не теряя ни минуты, заторопились восвояси. Валентина отвела дочку соседке, а сама следом побежала в детдом…
…Сержант принёс беглянкам еду из вокзального ресторана. Но девочки стеснялись принять угощение: не двигаясь с места, они не знали, как им поступить. Хотя уже изрядно проголодались.
– Ну, давайте, давайте, смелей! – мягко просил полный милиционер, – решили ехать в такую даль, а есть стесняетесь?
– Мы не хотим, – робко ответила Юля за себя и Машу. Сержант принёс им ресторанный борщ и котлеты с картофельным гарниром, еда вкусно пахла. Он подвёл их за руки к столу, посадил, всучил по ложке, и девочки сразу начали есть. А милиционеры тихо сели на диван и стали ждать, пока беглянки поедят. И пока они так сидели, на столе задребезжал телефон. Сержант быстро встал, подошёл к аппарату. А потом пригласил капитана.
– Да, слушаю, – ему что-то говорили, он сосредоточенно слушал, затем взглянул на девочек. – Конечно, где же им быть, как не у нас. Отправим сейчас же, так точно! – с довольной улыбкой на лице он положил трубку…
Через час из Ростова на милицейской машине беглянки были доставлены в детдом Новостроевска. Впрочем, Юля и Маша ничуть не унывали, что их путешествие, по сути, не начавшись, закончилось для них так скоро и бесславно. И всё-таки они с удовольствием прокатились до Ростова на легковушке и на вокзале увидели множество поездов. Тогда они впервые без участия взрослых испытали увлекательную романтику путешествий, ощутив вкус к передвижениям на большие расстояния. И мечтали скорее вырасти, чтобы можно было повидать самим неведомые доселе края…
Глава седьмая
Спустя четыре года под весну из мест заключений освободился Семён. Для Юли его приезд домой, конечно, явился страшной неожиданностью, так как про себя она иногда думала, что он уже никогда не вернётся. За все эти годы, пока он отбывал срок, она даже точно не помнила, был ли у неё с Валентиной разговор о Семёне. И спрашивала ли она сама о нём, чего Юля не могла припомнить, впрочем, как и того, чтобы и сестра о нём затевала разговор, а если и затевала когда-либо, то почему-то у неё всё напрочь вылетело из головы. Зато хорошо помнила, что временами ощущала в квартире какое-то незримое его присутствие. Наверное, это происходило потому, что он смотрел на неё с висевших на стене фотографий. И они оживляли в ней давно запавшее в душу мрачное о нём впечатление.
С того времени она никогда не спрашивала у сестры: надолго ли он уехал? Главное, она его не видела и за это была спокойна; а на фотки уже не обращала внимания. Да и время постепенно вытеснило из памяти его живой образ, тогда как фотографический – был уже как бы не в счёт. И всё-таки было бы совсем замечательно, если бы он и с них не смотрел на неё – дали бы ей волю, она бы их все поснимала. И вот как-то раз она пришла и не увидела ни одной, Валентина перехватила её изумлённый взгляд и сказала, что сняла фотографии потому, что они уже вышли из моды. А Юля подумала, что сестра догадалась, как ей отвратительно смотреть на Семёна, вот и решила сделать приятное исключение ради её душевного спокойствия. И с того времени она совсем забыла о существовании Семёна…
Первый месяц Юля надолго не оставалась у Валентины, так как присутствие Семёна её во всм стесняло. Хотя он уже не казался ей таким грозным, каким узнала в раннем детстве. И Семён в свой черёд тоже встретился с Юлей довольно благожелательно. Для него её появление на третий день
Время не пощадило, состарило Семёна раньше положенного срока, тогда как она поразила его своей юной красотой, какой взрослый вид приобрела! «Да, зацвела ранняя ягодка, – про себя произнёс он, кося на неё блудливый взор. – Какая фигура, какая крепкая дева! Уже сейчас она полна соблазном, вон как упруго выпирают груди, яблочками наливаются, а прежде того, кому они достанутся, сам их отведаю!» В её голубоватых с синим налётом глазах он находил нечто диковатое и упрямое. По всему было видно – своенравная, в её волнующей невесомой, лёгкой стати, в красивом лице столько очарования, что готов отдать ей всё, чем был богат…
Однако Юля ещё не подозревала, что своей красотой привлекала к себе внимание даже немолодых мужчин. Если бы ей об этом сказали, она бы не на шутку рассердилась, приняв это как оскорбление и посчитав, что над ней просто все смеются.
– Ишь, ты, мать твою, какая красавица! Как выросла! – хрипловатым голосом воскликнул Семён, скрашивая свои эмоции шутливым тоном. Валентина не ждала от него такой открытой реакции, что почти было чуждо его замкнутому характеру. И она опасалась: как бы между ними не началась новая вражда из-за Юли, которая восприняла восклицание Семёна с выступившим на щеках румянцем. Она при нём стеснялась и не знала, как себя держать. Опустила голову, хотя его комплимент застрял в её сознании и Семён показался ей другим, не таким страшным, каким запомнился с детства.
– Чего мне не писала о ней? – повернулся он к жене, и сказал это только с той единственной целью, чтобы разрядить обстановку. Ведь он видел как изменилась в лице жена, когда вошла к ним Юля, ещё не знавшая о его возвращении. Впрочем, она даже не ведала, что он отбывал наказание. Семён хотел дать понять, что теперь он не тот нелюдимец и очень рад лицезреть сестрёнку. – А то бы я привёз и ей подарок! – охотно прибавил он, почувствовав вдруг к своему удивлению доброе расположение к Юле.
Семён, между прочим, с первого дня своего возвращения присматривался к поведению жены. Он надеялся найти в её взгляде хотя бы то немногое, что дало бы понять: как же она жила тут в его отсутствие? Сохраняла ли ему супружескую верность? И вот, увидев Юлю, он немного успокоился: «Нет, при ней она не могла, если только сестрёнка тут жила. Дочь говорила, что жила. А может, её так мать научила отвечать? Всё равно, если даже Юлька была с ней, могла гульнуть на стороне. Правда, бабы тоже бывают разные, не угадаешь, на что какая способна. Одна будет тихая, а в два счёта изменит, а вот бойкая останется верна. Да, шесть лет терпеть здоровой бабе, понятное дело, тяжело… А если и было что, то простить, не видел и не знаю? Но рано или поздно знакомые должны проговориться». Однако мысль о возможной измене жены была крайне неприятна, она всего коробила, воспламеняла душу жгучей ревностью, что волей-неволей надо было терпеть. Странно было вспоминать, что ему, лишённому жизненных услад в зоне об этом так остро, как сейчас, не думалось…