Юмор разноликий (сборник)
Шрифт:
Уверено и неторопливо двое крутых парней в модных кожаных куртках уходили по пустынной улице, унося авоську с деньгами. Николай понял, что сегодня все приключения для него окончены. Он поднял бумажку с сидения. Это была тысячерублевая банкнота, вся поделенная на маленькие квадратики из-за того, что она была недавно сложена в шестнадцать раз.
Демократия
Нынче очередями никого не удивишь, да этому явлению никто не удивляется, а даже, наоборот, все стараются побыстрее пристроиться в этот ряд людей с тайной надеждой что-то приобрести.
Недолго думая, Вадим с хода пристроился в эту очередь за женщиной вполне культурного вида, которая всё время старалась сохранить дистанцию от стоящего впереди мужчины потрепанного вида в старенькой кепке. Мужчина этот старался приблизиться к Вадиму, отчаянно наступая на ноги нашему интеллигентному герою, и стараясь спихнуть его в близ лежащую лужу гигантских размеров. Вадим сразу всем своим видом показал, что он слишком крут для того, чтобы позволить какому-то мужику унизить перед всем народом и свободным Западом русскую интеллигенцию в его лице. Данное же обстоятельство не давало ему возможности выглядеть робко и потому он, постояв безмолвно минуты три, уверенно обратился к стоящей перед ним женщине с вполне законным вопросом, за чем же таким странным эта удивительная очередь образовалась…
Женщина оглядела внимательно Вадима и доверительно прошептала:
– Демократию, говорят, завезли…
Вадим Никодимов всегда считал себя приверженцем демократических принципов, как впрочем, и все иные наши граждане, но никогда не мог представить, что демократию куда-то можно завести, но в данной ситуации он сделал вид, что совсем не удивлён, а даже наоборот, что ему уже не впервые стоять за этой демократией в очереди. Он опять промолчал пару минут, а только потом поинтересовался с самым безразличным видом, не по талонам ли нынче отпускает данный товар, на что мужчина в кепке заметил о полном отмирании в эпоху рыночных отношений всяких талонов и карточек.
Против рынка выступать в последнее время стало неприличным, и потому Вадим немного притих, а потом очень осторожно поинтересовался, много ли завезли товара, а то в такой огромной очереди не мудрено и зря простоять. Женщина опять откликнулась:
– Вот вчера моя соседка здесь простояла почти три часа…
Так она рассказывала, что сперва давали по паре в одни руки, а потом как все закричали, что надо давать по штуке, так продавец закрыл ларек, а когда открыл, товар пошел бракованный, который расхватали всякие инвалиды, а перед соседкой все и кончилось…
Вот как обидно!
Спрашивать о цене разговорившуюся женщину Вадим не решился, а стал судорожно прикидывать, хватит ли у него денег. Он почувствовал, что женщина желает поддержать разговор, и заметил неопределенно, что совсем не плохо бы узнать какого же нынче качества демократию продают. Женщина тотчас откликнулась и сказала, что знакомая
– Никакую, блин, не гуманитарную, а свою заразу завезли, в самую паршивую бумагу завернутая… А мне один кореш говорил, что им на работе как-то давали гуманитарную, так та была в отличной коробке и каждая, блин, в полиэтиленовый мешок запаянная… Да ещё на каждой была этакая золоченая пробка…
В это время подошел пожилой мужчина и тоже поинтересовался, зачем это народ стоит, на что Вадим ответил точно также, как ответили и ему десять минут назад. При упоминании о демократии пожилого мужчину несколько передернуло, но он тоже занял место в очереди и спросил с интересом:
– А по сколько этой штуки дают в одни руки сегодня?
Женщина охотно ответила, что, вроде бы, не более двух пар…
Пожилой мужчина примолк, а потом про себя тихонько говорит:
– Раньше-то давали, кому сколько требуется, да и гниль какую-то не пытались всучить… Продавцы так боялись всех обвесить, что даже лишнее привешивали… Цены были такие дешевые, что когда что купишь, то сразу и не заметишь, что денег поубавилось…
А на работе отношения были самые демократичные: начальник если рявкнет по-простому, а я ему в ответ, но в кулачок, то все довольны, но план давали любой ценой. Вот и вся демократия…
Потрепанный мужчина в кепке запетушился:
– Нечего вспоминать тото… Тота-литр… Тота-литаризм!
Только сейчас мы в очередях и вздохнули свободно… Сейчас отстоим, купим за свои кровные и выпьем…
Женщина так удивилась, что чуть не споткнулась:
– Так что вы демократию пить собираетесь? Моя подруга, что достала ее совсем недавно, рассказывала, что это такая добротная вещь, вот тут на груди все в цветочках, а по бокам – рюшечки…
Вся Европа второй сезон носит и радуется…
– Какие там рюшечки, – возразил мужчина в кепке, – это же водка новая такая в литровых бутылках… Этакая крепкая водяра на полсотни градусов…
Пожилой мужчина наступил Вадиму на ногу и тоже сказал:
– Пускай это водка или что там еще, но ветеранов надо бы пропускать без очереди, а то названия новые, а хамство старое, этакое неуважение к старшему поколению…
После этих слов наступило молчание, так как очередь, быстро продвигаясь, вынесла наших очередных собеседников за угол дома, и они увидели, что полчаса простояли в очереди за газетой, на первой странице которой чернело название «Демократия», а ниже мелким шрифтом было начертано, что цена на данную газету договорная.
Смерть начальника
(К 105 годовщине первой публикации рассказа А. П. Чехова «Смерть чиновника»)
В один прекрасный вечер не менее прекрасный старший инженер Дмитрий Иванович Бризжалов сидел во втором ряду партера и глядел в бинокль на «Корневильские колокола». Он глядел и чувствовал себя на верху блаженства, но вдруг… В рассказах до сих пор встречается это «но вдруг». И тут авторы правы: жизнь так полна внезапностей!
Но вдруг лицо нашего Бризжалова поморщилось, дыхание остановилось… он отвел от глаз бинокль, нагнулся и… апчхи!!!