«Поскольку почта на замке,Приемник твердо взят за глотку.Поскольку давеча в ларькеОпять не продавали водку………………………На станции в обед давали «Айгешат».Мы взяли про запас – и вот,нашелся случай!»Ирина Знаменская
Поскольку почта – на замке,Стакан не взят еще за глотку.Тяжелый случай, раз в ларькеНе продают поэтам водку.Но все-таки в обед давали «Айгешат»,Мы взяли про запас – и вот,нашелся случай!Поэты выпить и без случай спешат.Давай же разливай и критикой не мучай!Мне
критики опошлили стихи,А от стихов ведь нету перегара…Давай же разливай по новой, мужики,По полной, как в эпоху «Солнцедара»!Занюхаем начинкой, что в стихе,Раз поэтесса, в общем-то, без дела…Поскольку почта на замке,Опять ей пропадать у винного отдела.
Учеба
«Меня учили первыми в беседеАзам терпенья, чести и добраНе Лев Толстой, не Чехов, а соседи —Канцеляристки и бухгалтера».Илья Фоняков «День поэзии-87»
Меня учили резкости в беседе,Когда загнешь по-русски от души,Не Лев Толстой, не Чехов, а соседи —Чиновники, модистки, алкаши.Они меня учили и по-царски…Я потому читателям знаком,Что я пишу казённым канцелярским,Проверенным веками языком.И слог мой в том конечно гениальный,Что всем бухгалтерам их души бередитТем, что похож он на отчет квартальный,Где, блин, опять не сходится кредит.
Простая конструкция
«Петунии, настурцииукрасили балкон…Простейшие конструкции.Асфальт, стекло, бетон.Настурции оранжевы.Петунии красны…Что, горожане, раньше выне ждали так весны?»Ирэна Сергеева «День поэзии-87»
Петунии, настурции…Поэту не плохипростые по конструкцииудобные стихи.Настурции оранжевы.Петунии красны…Читатели, куда же вы?Стихи вам не ясны?!Петунии, настурции…А знающий поймет:от этакой конструкциинет автору хлопот.
Опознание
…Я шел, прислушиваясь к нотамвесны. Пробило два часа.И следом озарился сквердвойным огнем, Секундомер,взрыв обещающий, затикал,пахнуло воздухом каникул,дитя навстречу, теребявесенний лепесток, бежало,и мне вонзилось в сердце жало,я вздрогнул и узнал себя…Владимир Гандельсман журнал «ЗВЕЗДА» апрель 1998
Я шел, вдыхая аромат,что бы опять пьянящ и гулок…Он от собачьих был прогулок.И тут родной услышал мат…Что за плебейские манеры?!И кто же там идет из сквера,все матеряся невпопад?!Он шел, купюру теребя,был рот гримасой перекошени шарф небрежно был наброшенна воротник… Губа дрожала,а в сердце шевелилось жало.Я вздрогнул и узнал себя.
Вот чепуха!
Вот девочки, которых я любил.Вот мальчики, с которыми дружил.Вот небо и черемуховый куст.Вот песенка, летящая из уст!Евгений Поповжурнал «НЕВА» № 5 1997 г.
Вот мальчики, которых я любил.Вот алкаши, с которыми я пил.Вот сборище каких-то дураков.Вот книга моих избранных стихов!Вот
девочки из лучшего борделя,куда ходить не хватит и недели…Вот вновь поэт валяет дурака,когда в стихах сплошная чепуха!
Душа-потёмки
Я уже не сделаюсь пьянейи не о душе своей заплачу —о тебе, которому по нейпробиваться надо наудачу.Светлана Сырнева
Я ещё совсем и не пьяна…Выпила немного – лишь полкрынки.А душа моя уже темна.Нету в ней и маленькой искринки.Ты ж в неё вползаешь наугад…Надо ж быть нахальнее и проще,действуй, словно Казанова,словно гад,всё руками, всё на ощупь.Я же буду плакатьвновь по мужикуи смотреть на всё и с интересом…Всем я показать теперь смогу,как черна душа у поэтессы.
Большая разница
Запомни, милый друг, одно —и зря портьерой не греми,что мы не властны над окном,как властны, скажем,над дверьми…Яков Гордин
Мне в голову пришло одно,то от раздумий,ты поверь,что мы не лазаем в окно,а ломимся, хоть сдуру,в дверь.То родилось в моей душене просто, не с хрена,когда на третьем этажея вышел из окна…Легко покинул кабинет.Потом считал потери…Теперь в душе сомнений нет —хожу я через двери.
Самокритика
По глухонемой провинциитаскаю свою суму,в которой нетленные виршине нужные никому.Валерий Черкесов
Я нудно слагал хореи,писал заявленья в Союз,чтоб приняли поскореепод сонмы писательских муз.Себя назвал я поэтоми жил, как поэт, тяжелои как-то с похмельным рассветомпрозренье нежданно пришло…Стихи, мол, Черкасова плохи —ни сердцу и не уму…Они не нужны эпохиа, в общем, и никому.
Ироническая проза
Спецсвязь
О том, как Макеев стал председателем комиссии по общему согласованию, рассказывать надо долго и потому сейчас этого делать не надо. Сам Макеев путался в версиях своего назначения, в странных случайностях и переплетениях своих родственных связей, явных и тайных. Короче говоря, то, что он возглавлял сейчас, он совсем не знал, но это его нисколько не пугало, так как он всю жизнь занимался тем, чего не знал, получая при этом поощрения за успешную работу. Поэтому Еремей Никодимович привычно освоил новый шикарный кабинет буквально моментально, сев за полированный стол и перебрав разноцветные карандаши и блокноты. Сразу его внимание привлекли разноцветные телефоны. Сняв трубку черного телефона, он услышал услужливый голос секретарши. Сняв трубку белого телефона, он услышал привычный гудок и на всякий случай позвонил своему приятелю-министру какой-то мудреной отрасли. Ещё улыбаясь после приятной дружеской беседы, Макеев с интересом уставился на последний телефонный аппарат красного цвета с государственным гербом вместо наборного диска. Про такой телефон Еремей знал с раннего детства, но имел его в собственном кабинете впервые. Осторожно он снял яркую трубку, там что-то щелкнуло, и серьезный мужской голос твердо попросил назвать адресата. Неожиданно Еремей Никодимович вспомнил председателя городской комиссии по благоустройству его родного города. Когда – то давно этот председатель, тогда еще секретарь горкома комсомола голосовал против выдвижения Макеева на его первую руководящую должность. Он представил, как вытянется лицо у этого проходимца, когда он услышит, кем стал теперь Макеев. Он велел соединить с этим человеком. В трубке что-то щелкнуло, и Еремей услышал голос председателя. Макеев торжественно представился, выдержал паузу и сказал, что в центр поступили сведенья о том, что с благоустройством в городе есть проблемы. Все знали, что проблемы были со всем, но Макеев твердо велел готовиться к самой серьезной проверке.