Юная особа
Шрифт:
На самом деле, она ни на что не реагировала. Ей было всё равно. Она действительно ничего не хотела. Хенни прошептал:
— Шоколад!
Но как только официантка развернулась, она выкрикнула небрежно:
— Впрочем, можете и мне тоже принести шоколада.
Пока мы ждали, она вынула маленькую золотую пудреницу с зеркалом в крышке, встряхнула маленькую пуховку, как будто с неохотой, и припудрила свой милый носик.
— Хенни, — сказала она, — убери эти цветы. Она указала пуховкой на гвоздики, и я услышал её бормотание, —
Они очевидно вызывали у нее сильную боль, поскольку она решительно закрыла глаза, пока я их выносил.
Официантка возвратилась с шоколадом и чаем. Она поставила перед ними большие, пенящиеся чашки, а ко мне придвинула пустой стакан. Нос Хенни погрузился в чашку, затем появился на одно короткое мгновение с небольшой дрожащей каплей сливок на кончике. Но он, как маленький джентльмен, торопливо его вытер. Я сомневался, должен ли я привлечь её внимание к её собственной чашке. Она её не замечала — просто не видела — и вдруг внезапно, как бы случайно, сделала глоток. Я посмотрел с тревогой; она слегка вздрогнула.
— Ужасно сладкий! — сказала она.
Крошечный мальчик с головой как изюмина и шоколадным телом пришел с подносом печенья — рядами выложенные маленькие чудачества, маленькое вдохновение, маленькие тающие грезы. Он предложил их ей.
— О, я ничуть не голодна. Уберите их.
Он предложил их Хенни. Хенни бросил на меня быстрый взгляд — который, должно быть, означал чувство удовлетворения — он взял с шоколадным кремом, кофейный эклер, меренгу с каштанами и крошечный рожок со свежей клубникой. Ей стоило труда наблюдать за ним. Но когда мальчик собрался уходить, она протянула ему свою тарелку.
— Ну, хорошо дайте и мне одно, — сказала она.
Серебряные щипцы подхватили одно, второе, третье — и вишневую тарталетку.
— Не знаю, зачем вы положили мне всё это, — сказала она и почти улыбнулась. — Я же не съем так много, просто не смогу!
Я почувствовал себя гораздо уютней. Я пил маленькими глотками свой чай, отклонившись назад, и даже спросил, могу ли я закурить. При этом она сделала паузу. Вилка застыла в ее руке, она открыла глаза и действительно улыбнулась.
— Конечно, — сказала она. — Я привыкла, что все курят.
Но в этот момент с Хенни произошла трагедия. Он слишком сильно проткнул рожок, и тот разлетелся пополам. А одна половинка оказалась на столе. Ужасное дело! Он покраснел. Даже уши его вспыхнули, а одна рука стыдливо двигалась по столу, чтобы собрать то, что осталось.
— Вы настоящее маленькое чудовище! — сказала она.
О, боже! Я вынужден был спасать положение, и выкрикнул торопливо:
— Вы долго пробудете за границей?
Но она уже забыла о Хенни. Обо мне она забыла тоже. Она пыталась что-то вспомнить… словно находилась за сотни миль отсюда.
— Я — даже, не знаю, — медленно проговорила она из того далекого места.
— Я предполагаю,
Так как я прервался, она возвратилась на землю и посмотрела на меня озадаченно.
— Более…?
— В конце концов — веселее, — выкрикнул я, взмахнув сигаретой.
Но чтобы ответить, потребовалось съесть целое пирожное. Даже после этого…
— Ну, это как сказать! — вот и всё, что она могла благополучно произнести.
Хенни закончил. Он всё ещё был разгорячен.
Я подхватил меню со стола.
— Что скажешь насчёт мороженого, Хенни? Может быть, мандаринового или имбирного? Нет, что-нибудь попрохладнее. Как насчёт свежего ананаса со сливками?
Хенни решительно одобрил. Официантка наблюдала за нами. Заказ был принят, и только тогда она подняла глаза от своих крошек.
— Вы говорили о мандариновом или имбирном? Мне нравится имбирное. Можете принести мне одну порцию. И затем быстро добавила. — Хоть бы оркестр играл такое старьё. Мы танцевали под это всё прошлое Рождество. Меня уже тошнит от этой музыки!
Но все-таки атмосфера создалась очаровательная. Теперь, заметив это, я воодушевился.
— Мне кажется, это довольно приятное местечко, правда, Хенни? — произнёс я.
Хенни сказал:
— Круто! — Он хотел произнести это низким голосом, а вышло очень высоко и походило на писк.
Приятное? Это место? Приятное? Она впервые осмотрелась, пытаясь понять, где находится… Затем заморгала; в ее прекрасных глазах появилось удивление. Очень приятного вида пожилой мужчина смотрел на неё в монокль на черной ленте. Но она просто не могла его заметить. Вокруг него в воздухе как будто образовалась дыра. Она смотрела сквозь эту дыру и сквозь него.
Наконец, плоские ложечки упокоились на стеклянных тарелках. У Хенни был весьма утомлённый вид, но она снова надела свои белые перчатки. У неё вызывали неудобство ромбовидные наручные часики, всё время цеплялись. Она их подёргала, пытаясь сломать эту глупую вещицу, но та не ломалась. В конце концов, ей пришлось перчатку натянуть поверх неё. После этого я понял, что она не может вынести здесь больше ни минуты — и в самом деле, она вскочила с места и отвернулась, пока я проходил заурядную процедуру оплаты за чай.
А затем мы снова оказались на улице. Смеркалось. Небо было усыпано маленькими звёздами; ярко сияли большие фонари. Пока мы ждали автомобиля, она стояла на ступеньке, так же, как прежде, что-то чертила своей ногой и смотрела вниз.
Хенни ринулся вперед, чтобы открыть дверцу, и она нырнула и уселась сзади, о боже, с таким вздохом!
— Скажите ему, — выдохнула она, — чтобы ехал как можно быстрее.
Хенни усмехнулся своему другу шоферу.
— Гони вовсю! — сказал он. Затем он успокоился, усевшись на маленькое сиденье, и оглянулся на нас.