Юная Венера (сборник)

Холдеман Джо

Он не ответил на мое приветствие и не отвел взгляда от пруда. Снова нарушив молчание, я произнес:

– Полагаю, это весьма неплохое местечко для одной-двух ящериц, не так ли?

Он поднял на меня взгляд, полный скорби. Горькая складка его губ напоминала воротца в крокете.

– Только одной, – прохрипел он. – Но какой, Барти! – Из него полились новые потоки слез.

Я снова утешительно похлопал его по плечу.

– Давай, Балди, – сказал я, – брось, ты же крепкий парень. В чем тут дело?

Он шмыгнул и покачал головой, стряхнув капли дождя.

– В любви, Барти, –

ответил он. – Тут дело в любви.

Я окинул его полным воодушевления взглядом, как Фернандо Кортес на вершине в Дарьен.

– Ты хочешь сказать, что Мэрилин теперь холодна, как лед? Это легко поправимо, должен тебе сказать. Немедленно лети к ней с лучшим букетом и расскажи ей о ее прекрасных глазах. Забросай ее сонетами. Не отходи ни на шаг. Девушки типа Мэрилин падки на стишки.

– При чем тут Мэрилин, олух? – Он возмущенно выпрямился и расправил плечи, но от этого стал не особо выше. – Я люблю другую.

– Другую? – Я охнул, или ахнул, или что там еще делают, когда слышат самую невероятную новость в жизни. – Кого?

– Богиню! – ответил он. – Она прекрасна как… как… Я не могу придумать сравнения, но она словно актриса из фильма «Настоящая Маккой», Барти.

Я сделал непроизвольный шаг назад, потом сделал еще один, произвольный, для ровного счета.

– Хочу сказать, ты ведь это не серьезно, приятель? Нарушение супружеской верности – это одно, но прямой разрыв? Кроме прочего, нельзя сбрасывать со счетов реакцию разъяренной Буффе. Последствия могут быть непредсказуемы.

– Это не имеет значения, Барти, – ответил он. – Сердцу не прикажешь.

– Правда? Ну, тогда учти, Мэрилин для тебя опаснее тигра. И это не преувеличение.

Балди снова поник.

– Это не имеет значения, – повторил он. – Ибо, хотя любовь моя не померкнет с годами, богиня даже не улыбнулась мне.

Меня озарило – не в прямом смысле, конечно; Солнцу потребовалось бы немало усилий, чтобы пробиться сквозь вечную пелену туч, – все прояснилось в переносном смысле.

– Погоди, Балди. Ты любишь другую, но она не отвечает тебе взаимностью?

– Именно так, – подтвердил он, и лицо его слегка прояснилось. – Ты всегда найдешь правильные слова, Барти. Именно поэтому я и попросил Слайти доставить тебя сюда.

– Ты хочешь, чтобы я посоветовал тебе, как завоевать ее сердце? – Дельце выглядело весьма щекотливо. Не очень-то хорошо помогать друзьям разрушать семейное счастье. Кроме того, меня мало прельщала перспектива оказаться рядом с разведенной Мэрилин Буффе. Когда в период ухаживания у Балди с будущей невестой случались ссоры, синие глаза Буффе останавливались на Бартоломью, как на запасной цели ее матримониальных претензий. При мысли еще раз оказаться на мушке Буффе мое сердце ухнуло в колодец, а колени предательски задрожали. Или наоборот. В любом случае предложение Балди не было для меня нисколько заманчивым.

– Я ничего не буду тебе советовать, – сказал я. – Мои уста немы.

– Советы мне не нужны, – заверил Балди.

– О, замечательно. – Я с облегчением выдохнул. Но рано я радовался.

– Я хочу, чтобы ты поговорил с ней.

– С кем? – переспросил я, и дрожь снова охватила меня. – С Мэрилин?

– Не с Мэрилин. Прекрати говорить о Мэрилин!

Она в прошлом и забыта, как Ниневия и Тир. Я хочу, чтобы ты поговорил с ней.

Его бледные пальцы махнули в сторону темного пруда. Я повернулся в указанном направлении, пытаясь разглядеть сквозь занавес дождя, стоит ли кто-либо на другом берегу. Но я никого не увидел.

– Где она? И самое главное – кто она?

Вместо ответа Балди присел возле самой воды. Он протянул руку и провел по воде пальцами, словно бы в определенном ритме двигая ладонью, хотя он никогда не мог отбарабанить ни одной мелодии. Через некоторое время, кажется удовлетворенный, он встал и отошел в сторону.

– Прости, Балди, но я не совсем понимаю…

– Тсс, – сказал он, указывая в пруд. – Смотри!

В центре пруда появилась легкая рябь. Затем расходящиеся круги стали смещаться в ту сторону, где стояли мы. Это было похоже на тот тип вибраций, которые обычно показывают в фильмах про мускулистых субъектов в набедренных повязках, которые ничего не находят лучше, чем бороться с крокодилами, кидающимися на них из мутных, глинистых рек. Мутность и глинистость, кстати, тоже весьма подходили для описания прудика во дворе Балди.

Я благоразумно сделал шаг назад, оставив Балди склонившимся над водой, как ива, в горькой скорби оплакивающим свое положение. Круги на воде приближались прямо к нему.

– Балди, – предупреждающе окликнул его я. Но в этот момент на поверхности воды в самом центре расходящихся кругов что-то появилось. Что-то оказалось конусообразной головой, размерами и формой похожей на ковш экскаватора, и там, где и следовало ожидать, располагались два больших золотых глаза. Когда голова поднялась над водой, я заметил под нижней челюстью какие-то отростки. Я смутно вспомнил, как Балди Спотс-Бинкл, будучи намного моложе, указывал мне на какую-нибудь ящерицу в аквариуме, приглашая полюбоваться ее гребешком, – я обычно отказывался от этого «заманчивого» предложения.

Голова уже отчетливо поднималась над поверхностью. Ниже были видны узкие плечи и тонкое извилистое туловище. Когда существо достигло берега и вышло из воды, у него оказалась пара тонких рук и аналогичное количество ног, заканчивающихся перепончатыми пальцами. Длинный блестящий хвост и крепкий плавник, начинающийся прямо от затылка, довершали портрет.

Слова застряли в моем горле. Я издал звук, начинающийся как «ы-ых» и завершающийся как «ак», успев икнуть в перерыве. Балди стрельнул в меня таким взглядом, каким строгая тетушка награждает незадачливого племянника, только что разлившего чай на лучший персидский ковер, и произнес:

– Ради бога, Барти! Прекрати мычать и поздоровайся с Шилистратой.

Я закрыл рот, потом снова открыл и, по-прежнему не сумев справиться с языком, снова закрыл. Но когда мне удалось упорядочить мой словарный запас, я выдавил наконец:

– Как поживаете? Шилистрата, верно? Прекрасно. Необычно.

– Не будь ослом, Барти, – сказал Балди. – Сомневаюсь, что на Венере вообще есть что-то «обычное». – Он повернулся к ней. – Давайте называть вещи своими именами.

Она была тритоном! – понял я. Балди же обратился к Шилистрате: