Юнга с "Чектурана"
Шрифт:
Не удержавшись, он крепко, до боли, обнял обмершего мальчишку, прижался так, чтобы мальчишка чувствовал его возбуждение, со стоном зарылся лицом в его волосы.
Малыш оказался слишком невероятным, слишком прекрасным, слишком нежным… чтобы можно было оставить его погибать и разрушаться в этом мире.
Он словно бутон – раскрывался постепенно, лепесток за лепестком, отдавая свои маленькие тайны. И с каждой минутой Скунс влюблялся в него все больше и больше, чувствуя глубинную, нерасторжимую связь между ними.
Его уход должен стать чем-то особенным. Чем-то таким, что навсегда соединит их вместе. А пока
Скунс усилием воли заставил себя разжать руки. Мальчишка плакал – беззвучно и отчаянно. Скунс опустился перед ним на колени, несколько раз по очереди поцеловал детские ладони. У него у самого в глазах стояли слёзы:
– Не надо плакать, малыш. Я искал тебя всю жизнь…
Следующие два часа Скунс трудился над внешностью мальчишки, как над произведением искусства, шлифуя попавший ему в руки алмаз до брильянтового блеска. Подкрасил, постриг и уложил волосы. Нарядил в белоснежную блузу, ворот которой заманчиво приоткрывал ямку в основании шеи (до боли в висках хотелось попробовать ямку губами, но он сдержался). Образ дополнил минимум украшений: чокер – узкая бархатная полоска на металлической подложке с подвеской в виде сердца (бриллианты там были натуральные, чип слежения – тоже). Снять чокер самостоятельно мальчишка не мог. Грубый Саша советовал сажать чип сразу под кожу, но портить этот бархат было жалко. К тому же боль неминуемо оттолкнет от него мальчишку, а Скунс, хоть и пьянел от его близости, не оставлял надежд приручить к себе ребенка, сделать послушным, ласковым… Обычно к тому моменту, как добыча попадала ему в руки, он знал о ребенке всё – интересы, увлечения, страхи, болезни, привязанности. Сплести из этого тонкую и прочную сеть, в которую ребенок шагает сам – было истинным искусством и наслаждением. Сейчас Скунсу приходилось действовать интуитивно, на ощупь, преодолевая собственные желания. От этого вскипала кровь и пересыхало во рту.
Риан так и не смог этого понять. Его подарки были грубыми и лишенными красоты, как и все, что он делал.
Запястье ребенка украсил изящный платиновый браслет – плетёный, тонкий и лёгкий. С перстнем пришлось повозиться, пока подгонял под размер, но в итоге перстень сел, как влитой. Напоследок Скунс слегка прошелся кисточкой с тенями по векам мальчишки, чуть подкрутил бархатные, словно крыло бабочки, ресницы. Добавил немного блеска на губы.
– Да ты звезда, детка, – рассеянно резюмировал Скунс, кончиками пальцев приподнимая голову мальчишки за подбородок и придирчиво осматривая результат.– Все модельные агентства Земли оторвали бы тебя с руками...
Он улыбнулся:
– Не волнуйся, здесь они тебя не достанут. Вот так, а теперь посмотри на меня!
Вокруг Джека закружились десятка два дронов, запечатлевая мальчишку со всех сторон.
От вынужденной фотосессии Джека неожиданно спас Саша, который зашел напомнить, что помимо развлечений, у бывшего риановского фаворита есть еще обязанности. Точнее всего одна.
– Олежек, сеанс связи через пять минут.
Скунс дёрнулся лицом. Погладил мальчишку по щеке:
– Не скучай, малыш, скоро продолжим…
Саша дождался, пока Скунс уйдет, и, наконец, освободил мальчишку.
– Сортир под лестницей.
Угроза подействовала, мальчишка управился за минуту. Убегать в слепую, не зная куда, было поздно: где спрячешься с маячком на шее? В соседней галактике? Но выход он все же осторожно проверил – за маскировкой оказалась небольшая комната, похожая на бункер. Внутри – кольцом – панели с вирт-окнами наподобие тех, что он видел в рубке "Чектурана", только поменьше, и все заставлено переносной аппаратурой. Три человека – двое мужчин и одна женщина – одеты в одинаковые черные куртки. Вид у них был праздно-расслабленный и скучающий. На движение цифровой маскировки все трое повернули головы, и Джекканти мгновенно ретировался.
Саша тем временем принялся разгребать учинённый Скунсом беспорядок – собирать разбросанные коробки и мусор. Джекканти подумал и тихонько к нему присоединился, подавая обрывки пакетов и упаковок. Потом осторожно предложил:
– Вы можете вывести меня отсюда? У моего отца много денег, он вам хорошо заплатит. Я обещаю!
Саша выпрямился, глядя на мальчишку почти сочувственно:
– У твоего отца есть сорок миллиардов в платиновой валюте в год? Нет. Можешь даже не моргать, тех, у кого есть, я знаю поимённо. И один из них только вышел из этой комнаты. И от тебя он уже не отстанет.– Саша вздохнул: – Натуральный маньячина. Законченный психопат. Он нам тут все мозги выебал, пока тебя нашёл.
– Он что – меня искал? – Джекканти недоверчиво нахмурился и зябко обнял себя руками.
– Еще как. Так что извини, пацан, – Саша развел руками. – За помощь и все такое, конечно, спасибо – я это запомню. Но вообще, обращайся, если что. Пожрать, посрать – организуем...
Саша снова принялся за уборку, добродушно поясняя:
– Это сейчас он бесится, а на Землю прилетим – легче станет. Он к тебе привыкнет, поймет, что никуда ты от него не денешься…
Джекканти горько усмехнулся, бросил почти с вызовом:
– А если денусь?
– Пацан, – Саша зловеще хмыкнул, его показное добродушие мгновенно развеялось, – а ты думаешь ты тут такой первый, да?
Мальчишка побледнел, а Саша безжалостно продолжал:
– Знаешь, сколько тут таких было, как ты? Хорошеньких. Богатеньких. Добреньких милашек. И все просились домой. И все думали, что придет папочка и спасет. Только так не бывает, пацан. Потому что это, млять, не кино. Тут в последнем кадре не приезжают копы и не прилетает супермен. У этого чувака столько бабла, что копы сами тебя к нему доставят, да еще в подарочной упаковке. Так что мой совет простой: хочешь жить – молчи и соглашайся.
– На что соглашайся? – мальчишка из бледного стал зеленовато-бледным.
– На все! – отрезал Саша. – Не сдохнешь ты оттого, что он тебя разок потискает за яйца. – Он цинично хмыкнул: – Может, даже понравится. А вот начнёшь от него бегать – и все, капец. И вот ещё: за нож не хватайся никогда. Даже если сам предлагать будет. Точнее – особенно, если будет предлагать…
– Что стало со всеми остальными? – мальчишка белее полотна хмурился и кусал губы.
– Знаешь, пацан, – Саша явно потерял интерес к разговору, – для своего возраста ты несколько туповат.