Юнга
Шрифт:
— Ну, кто там еще? — недовольно воскликнул директор.
— Пантелей Митрофанович, — просунула в приоткрытую дверь голову Фимка. — Вас господа спрашивают из адвокатской конторы.
— Какие еще господа?
— Ну, те, что вчера про Вахрамеева узнавали. Я вам рассказывала…
— Ах, да, — поморщился Воронин, накрывая рюмку и графин салфеткой. — Проси.
Через минуту в кабинет вошли двое в дорожных костюмах и, проводив взглядом страшно не желавшую уходить девушку, плотно прикрыли за собой дверь.
— Мы пришли к вам, господин
— Слушаю вас, — отвечал хозяин кабинета, жестом пригласив незваных гостей садиться.
— Нам хотелось бы повидать воспитанника Мартемьяна Вахрамеева.
Рассказать, не рассказать, — лихорадочно думал про себя Воронин, после чего все-таки решил, что расскажет и не смог открыть рта.
— С вами все в порядке? — проявил беспокойство куда меньше налегавший накануне на спиртное Гофман.
— Благодарю, все хорошо, — сумел, наконец, вернуть себе дар речи чиновник. — Однако боюсь, что ваше желание неосуществимо. Мартемьян куда-то пропал минувшей ночью, и его поиски пока что не увенчались успехом. Но, позвольте осведомиться, в чем состоит причина вашего визита?
— Разумеется, — охотно отвечал ему немец, не проявив ни малейшего удивления по поводу исчезновения мальчишки. — Все дело в том, что, возможно, повторяю, только возможно, ваш воспитанник получил небольшое наследство.
— Что значит «возможно»?
— Да то и значит, любезный пан, — пояснил Цыбинский, плотоядно пошевелив ноздрями, — что завещание составлено в пользу Мартемьяна Вахрамеева, но точно не написано, какого именно. Вот мы и должны установить личность наследника.
— Понимаю, — кивнул директор, — хотя ума не приложу, чем вам помочь в подобной ситуации, господа!
— Ну, есть одна возможность, — изобразил на лице улыбку Гофман. — Дело в том, что у наследника должна быть при себе некая вещица, по которой его можно опознать. Золотой энколпион в виде креста. Вам известно что-нибудь об этом?
— Нет! — едва не вскрикнул похолодевший внутри Воронин. — Когда мальчик поступил к нам, у него ничего при себе не было!
— Вы верно запамятовали, господин коллежский асессор, — нахмурился бандит. — В документах департамента общественно призрения четко прописано — «старообрядческий крест красного металла».
— Не было никакого креста! — замотал головой чиновник, после чего встал, давая понять гостям, что визит окончен. — Прошу извинить меня, господа, очень много дел!
— А ведь ты лжешь, лайдак! [15] — аккуратно взял его двумя пальцами за лацкан вицмундира Цыбинский, и многоопытный директор понял, что его сейчас будут бить.
15
Lajdak — негодяй (польск.)
— Не надо, — испуганно попросил он.
— Куда
— Заложил, — признался испуганный Воронин.
— Давно.
— Третьего дня.
— Ничего святого у людей не осталось, — сокрушенно вздохнул Цыбинский, обнаруживший под салфеткой выпивку. — Воруют личные вещи подопечных, пьют в присутственном месте…
Договорив, он лихо опрокинул в себя содержимое рюмки, после чего, пожевав, будто смакуя, вынес вердикт. — Да еще и такую дрянь!
— Вполне может статься, — не обращая внимания на дорвавшегося до спиртного поляка, заметил Гофман, — что требуемая вещь еще на месте. Где квитанция?
— Я о… потерял.
— Прискорбно. В таком случае, вам придется отправиться с нами. Надеюсь, вы не забыли адрес ломбарда?
— Нет, — отчаянно помотал головой труженик на ниве народного просвещения. — То есть, да. То есть, я помню…
— Прекрасно.
— Но я не могу теперь оставить…
— Скажете, любезный, ваше начальство знает, что вы воруете личные вещи воспитанников?
— Я понял вас, господа.
— Прекрасно. И не тушуйтесь так. Мы на авто, так что это не займет много времени.
— А чтобы вам не лезли дурные мысли в голову, — пьяно усмехнулся поляк и откинул полу пиджака, показав рукоять револьвера «бульдог» за поясом. — Знайте, что любое неосторожное слово может стоить вам жизни.
— Хорошо, — нервно сглотнул Воронин.
— Прошу, — сделал приглашающий жест Гофман, с досадой посмотрев на сообщника.
Спустившись, они начали занимать места все в том же видавшем виды открытом автомобиле, когда-то носившем гордое имя ландо. Немец устроился за рулем, директора Цыбинский запихнул на второй ряд, собираясь усесться рядом.
— Пантелей Митрофанович, — как обычно некстати возникла рядом с ними Фимка. — Вы разве уезжаете?
— Да, — нехотя буркнул тот. — Срочное дело!
— Как же так, — растерялась девушка. — Вы уезжаете, Вахрамеева с самого утра не видно…
— Погодите-ка, барышня, — обернулся к ней насторожившийся Гофман. — Вы хотите сказать, что утром он еще был?
— Конечно! Он, вправду сказать, вчера весь избитый пришел, так что на ногах еле стоял, но ночевал, как и положено, в дортуаре!
— Вот дура! — прикрыв глаза, простонал Воронин.
— Ой, а что это у вас? — заметила револьвер Цыбинского Фимка. — Что здесь происходит?
— Ничего такого, милая пани, — осклабился поляк, после чего резко ударил девушку по голове.
— Какого черта ты творишь?! — не выдержал немец.
— Ты хочешь, чтобы она подняла тревогу? — огрызнулся сообщник, успевший подхватить несчастную Ефимию, прежде чем та упала, укладывая ее на заднее сиденье, рядом с обмершим от страха директором.
— Черт с ней, — вздохнул главарь. — Только прикрой чем-нибудь, пока никто ничего не видел.