Юнги. Игра всерьез

Голованов Кирилл Павлович

Гасилов смутился. Димка смотрел на него с осуждением. Но оказалось, что даже начитанный Антон ничего не слыхал о такой зыби.

– Если уж читаешь стихи, – посоветовал Лека Бархатов, – надо знать, что говоришь.

Потом Лека, между прочим, сообщил, что у его отца дома лежит именной револьвер «наган».

– За ликвидацию басмачества как класса, – небрежно пояснил Бархатов. – И еще есть новенький пистолет системы ТТ. Кому интересно, могу показать.

Лека увел к себе домой смотреть огнестрельное оружие Жору Куржака и Гену Коврова. Тырва тоже получил приглашение, но отклонил

его.

– Мне эти системы знакомы, и вообще пора делать уроки, – сказал Раймонд.

Вот если бы позвал в гости Донченко…

Димке тоже хотелось взглянуть на оружие, но его не приглашали. А Аркашка не пошел принципиально. Он был обижен не за себя, а за Бориса Смоленского. Если бы ребята знали, какой он замечательный парень и что Аркашка помнит наизусть много других его стихов, которые пока нигде еще не печатались.

– Ничего, – посочувствовал Гасилову Димка. – Все равно узнаем про эту зыбь. Спецшкола только начинается.

Уроки военно-морского дела были самыми любимыми. На них в классе всегда веяло ветром дальних странствий.

А преподаватель Борис Гаврилович Рионов, бывший штурман, приносил с собой аромат капитанского трубочного табака и смоленого троса. Он был в синем флотском кителе с золотой часовой цепочкой от второй пуговицы до нагрудного кармана. Цепь была точной копией якорной, с маленькими поперечинами внутри каждого звена, которые называются контрафорсами. На кисти правой руки у преподавателя переливался как живой многоцветный дракон, наколотый, по его словам, в одном из японских портов, средний палец украшал платиновый перстень-печатка с горельефом человеческого черепа. Требовалось немного воображения, чтобы принять этот пиратский перстень за черную метку из «Острова сокровищ». И преподаватель военно-морского дела стал Билли Бойсом. Конечно, вскоре Рионов узнал, как окрестили его «спецы». Однако не обиделся.

Походка у Билли Бонса была развалистая, с бортовой качкой, здоровался он глубоким бархатным басом, затем подносил ко рту наманикюренную щепоть, слегка поплевав на нее, зачем-то доил мочки ушей и начинал урок. На этот раз он извлек из заднего кармана брюк колоду игральных карт, привычным щелчком разделил ее пополам, перетасовал и стал сдавать на четыре персоны, располагая карты веером на учительском столе.

– Ну-с, салажата, – заявил Билли Боне со значением, – сейчас будет ясно, на что вы способны!

Ребята замерли.

Когда дело дошло до козырей, преподаватель с хрустом перевернул карту и положил поперек колоды. Открылся вымпел: красный шалаш, надетый на белый и синий треугольник сердцевинки. Козырь разоблачил секрет колоды. Под золоченой рубашкой скрывались изображения военно-морского свода сигналов.

– Флаг «Веди» – «Курс ведет к опасности»! – громко заявил Бархатов.

– Точно! – согласился Билли Боне и раскрыл классный журнал.

Второй взвод встревоженно загудел. Дневникам действительно угрожала опасность. Бархатов ведь схватил «неуд» по геометрии. Остальные ясно представляли себе другие варианты. Каждый флаг, кроме смешного церковнославянского имени: «Аз, Буки… Глаголь… Ферт…», имел еще три-четыре смысловых значения. Попробуй-ка их зазубри, когда нужно еще подготовиться

к контрольной по анатомии, знать наизусть «Плач Ярославны», представлять применение хлора в промышленности и военном деле и разбираться в драматических событиях Ливонской войны.

И тут Димка поднял руку и, получив разрешение, спросил:

– Товарищ преподаватель! Зюйдовую веху ставят только в море, да?

– Не только зюйдовую, – пояснил Билли Боне. – Знаки ограждения навигационных опасностей мы еще будем проходить.

– А в прошлый раз, – не унимался Димка, – вы сказали о том, что зюйдовая вешка была на бульваре.

– Вот ты о чем? – рассмеялся преподаватель. – Ну ладно. Пять минут травли для сплочения коллектива…

За партами прошелестел ветерок радостного оживления. Билли Боне вытащил гнутую вересковую трубку и, поглаживая резной чубук в виде головы шкипера, начал рассказ:

– Идешь, бывало, в Севастополе по Примбулю. Клеши полощут, как стакселя при повороте оверштаг. На тужурке пуговицы золотом и еще две перламутровые сбоку…

– Зачем перламутровые? – выкрикнул Жорка Куржак уже без всяких церемоний и радостно подмигнул Майдану.

– Объясняю: для фасона! – Борис Гаврилович с сожалением опустил незажженную трубку в карман и махнул рукой. – Вопросы потом… Итак, курс на Примбуль фасон давить. Кр-расота… Высший шик… – увлекался Билли Боне, и голос его грохотал, подобно морскому прибою. – Смотрю, справа на крамболе зюйдовая вешка. Обводы, подзоры на полный ход…

Ребята завороженно слушали. Хоть и не каждый еще понимал, что красивое слово «на крамболе» указывает направление на предмет, что «подзор» – наклонный изгиб корпуса судна в районе кормы… Билли Боне пояснял рассказ выразительными жестами.

– Отчего же веха на бульваре? – снова поддал жару Майдан.

– Так-таки не дошло? – поразился преподаватель.

Он решительно подошел к доске и изобразил мелом знак навигационного ограждения – вертикальный шест с конусообразной корзинкой раструбом вниз.

– Так? – обернулся преподаватель к классу.

– Так! – подтвердили Донченко и Тырва. Остальные скромно промолчали.

– А дальше все очень просто! – сказал Билли Боне и сделал мелом несколько дополнительных штрихов: на верхнем конце шеста – кружочек со шляпкой, из-под раструба голика – пару туфелек на каблучках.

Грозовым разрядом в классе грянул хохот. Ребята смеялись, не подозревая, что с этого момента облик зюйдовой вехи навсегда врезался в память каждого из них. И через несколько лет, в училище, и позже, на ходовом мостике кораблей, они уже никогда не спутают зюйдовую веху с другой.

– Итак, кладешь руль право на борт, – сказал Билли Боне, насладившись произведенным эффектом, – и, естественно, разворачиваешься для швартовки.

Тут он согнул руку калачом, посмотрел на синий шевиот, где не было никаких нашивок, и продолжал:

– На рукавах шевроны… во! До локтя! Тогда воинских званий еще не было. Я был командиром тринадцатой категории.

– Почему только тринадцатой? – снова выкрикнул Димка и тут же понял, что вопрос был лишним.

Рассказчик хотел было объяснить, но потом сразу скис и помрачнел.