Юнги. Игра всерьез

Голованов Кирилл Павлович

Димка Майдан, тот самый парень, что лихо катался на вагонетке, и вдруг контр-адмирал? Невероятно.

Геннадий Ковров – профессор, доктор военно-морских наук? Позвольте, но ведь он стянул вареных кур у своего одноклассника и стирал рабочее платье в чайнике.

Раймонд Тырва – капитан 1-го ранга, начальник аварийно-спасательной службы целого флота? Вот это еще похоже на истину.

Но старший политрук не был провидцем, и мнение его насчет будущего учеников военно-морской спецшколы казалось главному старшине Дударю обыкновенными громкими

словами, которые вроде бы и положено говорить политработнику. Боцман не загадывал, как Петровский. Он стоял на реальной почве и не желал отсиживаться в тылу.

– Идите, Дударь, – разрешил наконец старший политрук. – Подумайте на досуге о том, что вы не только военный моряк, но также большевик. Ответ на свой рапорт получите своевременно или несколько позже…

* * *

Оружия в дот так и не привезли, но вахтенному у грибка выдали малокалиберную винтовку с тремя патронами, которые требовалось передавать при смене поштучно. И еще сам старший политрук теперь носил наган в кобуре. Это было все, чем располагала спецшкола.

На третий день над горизонтом в направлении города Сортавалы стал растекаться липкий косматый дым, сопровождаемый глухими грозовыми разрядами. Но то был не гром, и Лека Бархатов перестал настаивать на своем тезисе насчет внутренних безопасных водоемов. Особенно после того, как над Валаамом на небольшой высоте прошел самолет с черными крестами на крыльях. Роты своевременно и в полном порядке укрылись в заранее вырытых щелях и старых укреплениях.

– Снимайте матросские воротнички, – кричал на бегу учитель биологии Артяев, – то есть гюйсы!

Прятаться от самолетов «спецам» казалось унизительным. Они настойчиво требовали оружия. Но начальство распорядилось иначе. В ночь на 28 июня в Никоновскую бухту вошли два теплохода. Вахтенный у грибка Жорка Куржак узнал их сразу, хотя «Кремль» и «Совет» успели уже вымазать в серую шаровую краску. Белоснежные, как лебеди, теплоходы раньше возили пассажиров из Ленинграда в Петергоф и Кронштадт.

Жорке тоже хотелось получить благодарность за бдительность.

Действуя строго по инструкции, он дал сигнал тревоги. Однако выстрел мелкокалиберки в воздух никого не встревожил. Ребята продолжали дрыхнуть в палатках. Тогда Жорка залез на крышу дота и замахал семафорными флажками, благо было совсем светло. Но с теплоходов на запрос не отвечали.

– Может, это фашистский десант? – испугался Куржак и заорал во весь голос: – Товарищ старший политрук! Скорее! Тревога!

Петровский и Дударь выскочили из штабного домика.

Старший политрук вытаскивал на ходу револьвер. Увидев, в чем дело, он тут же заругался:

– Не видишь – швартуются? Кто будет концы принимать?

С первого теплохода сошел капитан 3-го ранга, одетый по-осеннему: в черной фуражке с белыми кантами, в шинели, перепоясанной ремнем, и с противогазом через плечо. Он предъявил Петровскому документы и приказал поднять лагерь без лишнего шума.

– Через полчаса все должны быть

на борту!

Новость эта никого из «спецов» не обрадовала. Раймонд убедился, что Жанна так и не приедет на Валаам. Аркашка Гасилов, давно забывший о своей скандальной открытке, тоже не хотел расставаться с островом.

– Придется подождать, пока не закончится война, – рассудительно заметил Майдан.

– Вряд ли наши войска управятся до начала учебного года, – сомневался Донченко.

– Зато следующим летом здесь будет еще интереснее, – обнадежил его Майдан. – Научимся на шлюпках ходить…

Ленинград встретил бумажными крестами на оконных стеклах, людьми с противогазными сумками через плечо и пустой пристанью.

– И этих гонят? – поразилась старушка на проспекте Обуховской обороны. – Такие молоденьки. Куда им воевать!

Старший политрук оглядел строй. Мальчишки выглядели помятыми, сонными. Ночью никто из них не сомкнул глаз. Пока теплоходы шли через озеро, все вели наблюдение за воздухом и водой по секторам, а сам Петровский, сжимая в кармане наган, не отлучался из рулевой рубки. Капитан судна разговаривал с финским акцентом, и старший политрук лично контролировал курс.

На берегу Петровский скомандовал:

– Запевалы, вперед!

«Матросы Наркомпроса» подтянулись, взяли тверже шаг и огорошили старушку озорной песенкой с посвистом:

Наделал бог морей

И всякой чертовщины

И вылепил людей

Из самой лучшей глины…

Старушка перекрестилась, доставив исполнителям полное удовольствие. Пусть знает, что они не такие уж «молоденьки» и вполне способны воевать. А старший политрук реагировал на песню совсем иначе. Он остановил батальон и пообещал запевалам по два наряда вне очереди.

– Вы эти штучки брось! – внушительно заявил Политура. – Оглянитесь вокруг – не время сейчас для шуток.

По домам «спецов» не распускали. От Володарского моста шли в строю до Александро-Невской лавры, затем из конца в конец по проспекту 25 Октября, то есть по Невскому, на Васильевский остров.

Если завтра война, если враг нападет,

Если темная сила нагрянет…

Как один человек, весь советский народ

За свободную Родину встанет… —

выводил мелодию Аркашка Гасилов.

…Мы войны не хотим, но себя защитим,

Оборону крепим мы недаром… —

подхватывали роты, печатая шаг.

Мальчишки шагали плечом к плечу, строго выдерживая равнение. Прохожие, останавливаясь на тротуарах, глядели вслед.

Война была уже сегодня.

«Матросы Наркомпроса» маршировали по своему городу, красуясь выправкой. Они не подозревали, что открывают сегодня новую страницу истории своей спецшколы. Но об этом отдельный разговор.

Примечания

1

Эпиграф и стихи в тексте – из неопубликованных произведений поэта Б.М. Смоленского, погибшего на Карельском фронте 16 ноября 1941 года.