Юнона
Шрифт:
Юна мечтала когда-нибудь встать во главе Круглого Дома, чтобы напрочь смести эту никчемную, по ее мнению, систему. Иногда она злилась так, что даже Лен чувствовал себя рядом виноватым; а если злость еще и покрывалась расстройством из-за очередных, потерянных по халатности управления людей, то лучше молчать, и ночевать сегодня лучше по своим комнатам. Или ночевать втроем: он, она и Саят, разговаривая о чем угодно, чтобы попытаться поднять Юне настроение.
Лен вспомнил одну из таких ночей, и в его голове вспыхнула череда событий, которые он никогда не сможет забыть. Он вспомнил как спустя два года, после зачисления, впервые увидел Джетома
Теперь когда-то веселый и резвый мальчик походил на молчаливую статую с пустым взглядом. Он выделялся среди остальных детей, в свои двенадцать он был на голову выше самого высокого мальчика. Но на занятиях его темноволосая шевелюра виднелась ниже всех, он часто спал, опершись на руки, или черкал линии на листах – пустые линии, больше никаких узоров и животных, пустые как все его слова и действия. Всем хотелось дружить с ним, ведь он старше и умнее, а он не подпускал близко никого, кроме Саят.
Учителя часто ставили Лена и Джетома вместе на занятиях, полагая, что родство по месту рождения поможет им в учебе и дружбе. Но рядом с Джетомом Лен ощущал страх и съедающее чувство вины. Никто вокруг не знал, какие последние слова он кричал тогда на берегу, и он не мог надеяться, что Джетом их не помнит, потому что ответное молчание продолжалось и годы спустя.
За годы спустя Лен так и не набрался храбрости спросить о произошедшем, не смог выдавить из себя соболезнования, ему не хватило смелости даже попросить прощения. При одном только взгляде на Джета, с лица исчезала улыбка и любая усмешка, как бы сильно не смеялись вокруг, и как бы смешно не шутил Нелон за столом.
Им было тринадцать и пятнадцать Джетому, когда одно из занятий начали с рассказа про белую слепоту. Знакомая еще костанианцам, в начале новой истории она стала неизлечимой смертельной болезнью, мутировавшей в условиях новой биосферы. Еще в середине первого столетия в нескольких секторах началась эпидемия: люди теряли зрение и падали с ног от головной боли, ими овладевало безумие от нетипичных судорог и галлюцинаций.
До создания прогрессивного лекарства погибла четверть населения планеты. Болезнь распространялась и среди крупных видов птиц. Второй и третий сектора были уже полностью поражены, когда вода в озерах посинела еще больше и приобрела кислый вкус. Но именно туда стали слетаться больные птицы. По их примеру эту воду стали пить люди, и боль прекращалась. К тем, кто был заражен недавно, частично возвращалось зрение.
Из разросшихся синих водорослей удалось создать новую лекарственную форму. Смертность остановилась, Юнона излечила себя как могла, а заодно и своих пришельцев. С тех пор кто-то посчитал ее милосердной, но землетрясения и бури каждый раз напоминали людям о ее истинном лице.
На занятии объявили, что после ужина всем нужно будет явиться в большой зал. Ученики и работники Холодного Дома пришли на трансляцию, которую вели с изолятора второго сектора. Десятки детей тогда, возможно впервые, увидели как дети и родители, мужья и жены прощаются друг с другом через стекло. Видели, как врачи делают смертельную инъекцию, которая за пару минут усыпляет больных, чтобы прекратить или предотвратить их мучения. Они видели, как тела отправляют на сожжение. А Лен видел как
После трансляции Юна попросила проводить ее, и когда Лен собрался уходить, в комнату зашла Саят, а следом за ней зашел он.
– Я достал списки больных и погибших людей второго сектора, родители Саят в порядке, в третьем и четвертом пока чисто.
У Юны округлились глаза, но тут же с тяжелым выдохом опустились вниз.
– Если болезнь пойдет дальше, а лекарства нет? Тех водорослей как будто больше нет в природе, и это значит что…
– Скажи своим, – прервал ее Джетом, обращаясь к Лену. – Пусть проверят Ровную реку и застой на извилине, если что-то и будет, то там, я знаю.
– Что ты знаешь?
– А что ты знаешь обо мне… и Ноне с Нилом? – Джет повысил голос, но Саят сжала его руку. Одно ее движение будто усмирило всю злость, сидевшую в душе парня, ненадолго.
– Прости… – единственное, что смог выдавить из себя мальчик, который своими словами, как ему казалось, навлек проклятие на детей.
Тогда было не важно, шесть лет тебе, восемь или десять – важно было только то, что ты лучше всех остальных по рождению, а сейчас, глядя на изменившегося Джетома, он чувствовал себя младше, ниже и слабее не только телом.
– Мама заболела первой, ее просто не привезли домой после раскопок и забрали в изолятор, я остался той ночью с близнецами один. Нона начала плакать, а потом и Нил, у нее болела голова, и все вокруг светилось белым, как она говорила мне, а Нил не мог разглядеть собственные пальцы. Я вызвал врачей, они приехали в костюмах, осмотрели младших и повели их в перевозчик, а потом осмотрели меня и сказали что я тоже болен. Сказали, что мама уже не вернется, и теперь я должен быть сильным и помочь младшим, потому что лекарство кончилось, а к тому времени, когда его привезут, последствия будут уже необратимы.
Было видно с каким трудом Джетом вспоминает свое прошлое. Он не рассказывал об этом никому кроме Саят, и тогда не хотел. Он словно производил огромное усилие, произнося каждое слово. Боль, обида и злость, а может и все сразу – эти эмоции на лице парня было трудно отличить.
– Ты бы понял, что они от тебя хотят? – неожиданно он снова обратился к Лену.
– Нет.
– А я понял… они хотели, чтобы я держал их за руки и успокаивал, пока нам делают инъекции. – бьющееся стекло зазвенело громче испуганного визга Юноны. – Как ты думаешь, что страшнее, знать, что ты сейчас умрешь, или смотреть на смерть своих близких?!
Вслед за стеклянными статуэтками на полу распласталась тумба, на которой они стояли.
– Как ты думаешь, Лен, кто утонул первый?! КТО?!
Саят, умытая слезами, бросилась ему на грудь.
– Прошу тебя, остановись, прошу… – она вцепилась в него пальцами, пытаясь прижать к стене.
– Я не знаю, кто из них уснул первый, не знаю… – бушующий зверь словно вернулся в себя и перестал наконец сдерживать слезы, обняв Саят, он смотрел в стену. – Я испугался и убежал в сторону Ровной реки, сидел там, пока не понял, что вижу свечение. Кто-то рядом стоял, но я уже не мог разглядеть. Я хотел умыться, но не различил высоту и потянулся руками с обрыва. Говорят, меня нашли в застое на извилине, с полным ртом ила, без сознания, но живого. Я прожил в изоляторе несколько месяцев, пока ко мне не пришел человек из Холодного Дома. И вот я здесь, Лен, как видишь. Тогда в застое не нашли водоросли, меня спасло что-то другое…