Юность, 1974-8
Шрифт:
— Ну и настырная же ты!
Лера обиделась.
— Чем я настырная? Меня в школе учили: если что-тo не понимаешь, спрашивай.
Впрочем, Лера оказалась понятливой ученицей. Сама Маша позднее признавалась, что Лера удивила ее своей сообразительностью.
Работать в пошивочном цехе Лере нравилось, она быстро разобралась, что к чему.
Через несколько дней Лере уже поручили более сложную работу — притачивать кокетку, а потом обрабатывать воротник.
В первый месяц Лера заработала
— Ты способная, — с невольным уважением сказала Маша. — Гляди, скоро и меня перегонишь.
Сама Маша работала на втачке рукавов — это была сложная операция, требовавшая мастерства и опыта.
Лера сказала:
— Я бы тоже хотела втачивать рукава…
— Подождешь! — перебила Маша.
— А я хочу, я знаю, у меня получится!..
Маша была вспыльчивой не меньше Леры.
— Не спорь со мной! — прикрикнула она на Леру. — Я знаю, что говорю!
Оки разругались вчистую.
— Пусть ее другой кто учит, а я не могу больше!..
— Меня не надо учить, — ответила Лера. — Я теперь сама кого хочешь научу!
Она гордилась тем, что так быстро сумела все понять и освоить. И знала: пройдет еще немного времени и она даже обгонит Машу. Как пить дать!
Когда Лера получила третий разряд, написала матери: «Я работаю хорошо, лучше остальных девочек. Скоро дадут четвертый разряд, думаю, до сотни в месяц заработаю…» Подумала и написала еще: Если тебе нужны деньги, могу прислать немного…»
Конечно, самой Лере были нужны деньги — как не нужны! — но до чего ж хотелось хотя бы чем-нибудь похвастать перед матерью и ее мужем! Пусть не думают, что она будет у них на шее сидеть, не таковская, не сядет, а, напротив, сама всегда помочь в силах.
Лере еще не исполнилось восемнадцати, когда она познакомилась с Виталиком Коростылевым. Произошло это в драматическом театре. За всю свою жизнь Лере довелось быть в театре три или четыре раза.
И вот Ксения Герасимовна пригласила ее на спектакль «Бал воров».
Лера обрадовалась, потом сказала:
— Мне надеть нечего…
Она ожидала, что Ксения Герасимовна будет смеяться над ней, ерунда, скажет, но Ксения Герасимовна спросила:
— Неужели и вправду нечего надеть?
— У меня платьев раз-два и обчелся, — ответила Лера. — Ни в одном в театр не выйдешь…
И тут Лера вспомнила: мать оставила одно свое платье. Она тогда призналась Лере: «Я из него вытолстилась…»
Платье было крепдешиновое, на оранжевом фоне зеленые полоски. По правде говоря, немного крикливое и сшито смешно: на боку бант, юбка в складочку, большой вырез, и на шее тоже бант.
— Я бы его подогнала по себе, — сказала Лера. — Платье не ахти, и я в нем, конечно, утону, но если переделать его, то будет
— Давай подгони, — сказала Ксения Герасимовна.
— А когда? Времени у нас нет, в театр-то завтра?
— Завтра.
— А, — сказала Лера, — посижу ночь и сделаю!
— Где же ты будешь шить? В общежитии?
— Где же еще?
— Нет, так дело не пойдет. Тебе никто не разрешит работать в общей комнате, да еще с лампой. Девочки тоже устают порядком, им ночью выспаться надо…
— Как же мне быть? — спросила Лера.
— Приходи ко мне, прямо после работы…
Так Лера и сделала. После работы отправилась к Ксении Гервсимовне.
Комната, в которой она прожила с матерью почти два года, была заперта. Проходя мимо, Лера вздохнула. Как-то она там, ее непутевая мама? Что-то давно писем не шлет…
Ксения Герасимовна первым делом накормила Леру. Затем вытащила швейную машинку. Сперва они пороли швы, потом Ксения Герасимовна наколола на Лере платье. А потом Лера села за машинку.
— Вы идите спать, — сказала Лера, — теперь я и сама справлюсь…
Ксения Герасимовна постелила себе на диване, в комнате сына, а Лера шила всю ночь.
К четырем часам утра платье было готово. Лера примерила его, поглядела в зеркало. Рукав короткий, по локоть, английский воротничок. Юбка прямая. Просто и строго. И, пожалуй, даже идет ей.
«Вот у меня и появилось новое платье», — с удовольствием подумала Лера.
Тихо открылась дверь. Вошла Ксения Герасимовна, зябко кутаясь в бумазейный халат.
— А вы чего не спите? — спросила Лера.
— Не спится чего-то. А ну покажись. — Внимательно оглядела Леру. — Платье что надо и тебе к лицу… Ты когда на работу?
— К восьми.
— Сейчас половина пятого. Ложись на мою кровать, поспи немного.
— Боюсь, вдруг просплю…
— Не бойся, я тебя разбужу.
Вечером отправились в театр. Проходя по фойе, Лера не пропускала ни одного зеркала: она нравилась себе в новом, сшитом собственными руками платье.
— Вы часто ходите в театр? — спросила она Ксению Герасимовну.
— Не так, чтобы очень часто, но когда жила в Москве, помню, была и в Большом, и в Малом, и в Художественном.
— Вот счастливая! — искренне произнесла Лера.
— Когда я была такая, как ты, то, приходя в театр, первым делом шла в буфет. Для меня театр начинался с бутылки ситро и пирожных…
— И мы пойдем в буфет, — сказала Лера. — Будем есть пирожные. Я угощаю.
— Почему ты, а не я?
— У меня сегодня получка.
К их столику подошел невысокий молодой человек. Темноволосый, с синими смеющимися глазами, на подбородке ямочка. Синяя рубашка под пиджаком оттеняет глаза.