Юность Маши Строговой
Шрифт:
В дверь раздался стук.
– Кто?
– спросила Маша.
Стучала соседка.
– Письмо!
Маша разглядывала в полумраке прихожей самодельный треугольник. Знакомый треугольник со штампом "Полевая почта". Их много хранится у Маши в ящике письменного стола!
"Сережа, ты снова вспомнил меня! Ты всегда приходишь на помощь..."
Маша вернулась в комнату, раскрыла свернутый треугольником листок.
– Что такое?
– в ужасе прошептала она.
– Я схожу с ума!.. Послушайте, помогите мне кто-нибудь!
Она
– Так и есть!
– сказала Маша, дрожащей рукой поправляя волосы.
– Я заболела... У меня бред, а я одна.
Она боялась посмотреть на письмо. Там ничего нет, ей показалось...
– Сейчас прочту еще. Нет, ничего не случилось. Они перепутали.
Вот когда понадобилось Маше собрать все свои силы, чтобы снова прочесть письмо:
"Товарищ Строгова! Только ваш адрес удалось обнаружить в записной книжке лейтенанта Агапова. Не знаю, кто вы. Знаю, что не жена и не невеста Агапова. Недавно об этом шла речь. Агапов сказал, что у него никого нет. Пожалуй, и лучше.
Пишу я вам потому, что кто-то там, дома, должен почтить память бойца.
Почтите вы.
В ночь на 4 февраля я был назначен в разведку. Агапов добровольно вызвался мне в помощь.
Мы были сутки во вражеском тылу. Дело было опасное.
Нас обнаружили, когда мы возвращались обратно. Поднялась тревога. Агапов был ранен раньше меня. У меня были важные сведения, надо было доставить командованию. Я упал в канаву и лежал притаившись. Я видел немецкие патрули схватили Агапова. Был ранен и я: кусты простреливались. Я не мог ничем помочь ему.
Уважаемая М. Строгова, не знаю даже вашего имени. Агапов был честным товарищем. Никогда не забуду его.
Пишу с дороги: эвакуируют в госпиталь. Вылечат - возвращусь в строй, отомщу!"
Глава 38
Маша до рассвета просидела в кресле.
Было холодно, она не встала взять платок. Она положила голову на валик и неподвижно сидела.
Придет когда-нибудь утро? Что утро!
Но когда сквозь штору пробился свет, она машинально откинула ее и увидела снежный солнечный день. На тротуаре стоял мальчик. В длинных брюках и узеньком, не по росту, пальтишке с рыжим воротником; он стоял против Машиного окна и не отрываясь смотрел в одну сторону. Скоро из переулка, куда он смотрел, выбежал другой мальчик. Они замахали сумками в знак приветствия, и оба побежали.
Это были Витя Шмелев и Володя Горчаков.
Маша лихорадочно стала собираться в школу. Вещи падали из рук, из портфеля рассыпались Книги. Она собирала их, присев на корточки, и вдруг спросила себя: "Что я скажу им сегодня?" Все ее мальчишки, все до единого, представились ей, их веселая и серьезная жизнь. Как рассказать им, что передумала она в эту ночь?
Книжечка Валентина Антоновича лежала на столе.
Маша взяла ее, полистала страницы. Может быть, потому, что
– Подавив плач, Маша спрятала книгу в портфель и быстро пошла в школу.
В коридорах заливался звонок. Ребята галопом неслись в классы.
Маша прошла на урок, не заходя в учительскую. Звонок еще звенел, шестиклассники считали себя вправе кричать и стучать. Но вдруг Дима Звягинцев, который раскладывал на парте учебники, увидел лицо учительницы.
– Эй, вы, тихо!
– крикнул он, изумленный чем-то почти до испуга.
Он спрятал грамматику в парту и ждал, что скажет Мария Кирилловна. Класс умолк.
– Эта книга написана восемьсот лет назад, - сказала Маша.
– Восемьсот лет назад? Вот так штука! Ну, значит, в ней ничего не поймешь!
– Я вам прочитаю немного. Вот, например, как говорит Святослав об одном смелом князе: "Высоко паришь ты на подвиг в отваге, словно сокол, по ветру летящий..." Непонятно?
– По-нят-но.
Толстые губы Пети Сапронова зашевелились, улыбка осветила его некрасивое лицо.
– Мария Кирилловна, про Игоря так сказал Святослав?
– Нет. Послушайте, что случилось с Игорем.
Открылась дверь. Вошли Борисов и инспектор роно. Маша узнала седой бобрик. Напрасно инспектор пришел сегодня на Машин урок. Впрочем, не все ли равно? Борисов направился в конец класса, шагая между партами, как журавль, инспектор следовал за ним. Ребята потеснились, кое-как устроив гостей. И забыли о них.
– Читайте, Мария Кирилловна, читайте!
– "Игорь к Дону войско ведет. Уже беду его подстерегают птицы по дубам...
О Русская земля, ты уж за холмом!"
Леня Шибанов робко протянул руку:
– Мария Кирилловна! Он победит?
– Тише ты! Спрашивает!
– "Игорь полки поворачивает: жаль ведь ему милого брата Всеволода".
– Видишь, какой он!
– Володя Горчаков с торжеством оглянулся на Леню Шибанова, но тут же растерянно и виновато мигнул.
– "Никнет трава от жалости, а дерево с печалью к земле приклонилось... Князь Игорь пересел из седла золотого да в седло раба".
– Э-эх!
– сказал кто-то.
Маша чуть слышно читала плач Ярославны.
И вот:
– "Взволновалось море в полночь, идут смерчи мглою. Игорю-князю бог путь кажет из земли Половецкой в землю Русскую..."
Класс вздохнул облегченным вздохом. Володя Горчаков не смог удержаться - стукнул Витю Шмелева кулаком между лопатками:
– Что я тебе говорил?
– Ладно! Я сам знал.
– "...Солнце светится на небе. Игорь-князь в милой отчизне. Страны рады, грады веселы".
– Мария Кирилловна, вот жалость-то, что у них не было салютов!
– А мне понравился буй-тур Всеволод!
– воскликнул Володя Горчаков.