Юность Остапа, или Тернистый путь к двенадцати стульям
Шрифт:
Я исполнял роль самоходного экспоната.
Для слабого пола - жертву аборта, со всеми вытекающими наглядными последствиями. Старательно изображал косолапость первой степени, криворукость и головодергание, особенно напирая на вываливание языка, пускание обильной слюны, невразумительного мычания и спорадического неконтролируемого извержения мочи. Для последнего (ошарашивающего) симптома я заранее запасался грелкой с чаем, которую приспосабливал в понятном месте и с помощью хитроумного резинополого механизма
Для сильного пола - изворотливого счастливчика и ловчилу, не боящегося загреметь в армейский рай. При этом я ничего не менял из репертуара жертвы аборта.
Остапа буквально рвали на части, и он умудрялся вести прием на обеих половинах одновременно, стремительно перемещаясь туда-сюда, гремя саквояжем и шелестя халатом.
Это напоминало игру в лаун-теннис.
Подача - слева, подача - справа!
Аут!
– И марганцовкой пробовали.
– От окопа могу рекомендовать выпадение кишки. Прямой, толстой, тонкой, слепой.
– И мылом.
– Каждый день натощак, не жуя, глотайте по десять пар сырых шнурков желтого цвета, предварительно для избежания внутрижелудочных травм удалив клещами металлические наконечнички.
– И мешок с сахаром подымали.
– Вареные нельзя. Запивать исключительно дистиллированной водой.
– И со второго этажа прыгали.
– Нет, меньше не рекомендуется. Десять пар - оптимальная доза... Противно? А когда осколок вопьется со свистом в брюшную полость и испортит бесповоротно пищеварение?
– И щипцами для завивки волос ковыряли.
– Тогда тренируйте кашель... Ну, разве это кашель... От настоящего кашля, не липового, у медкомиссии должны лопаться барабанные перепонки, как от артобстрела, а если при этом еще умело харкать всамделишной кровью.
– И трое суток лежали в горячей ванне с пудовой гирей на животе.
– Кровью харкать нежелательно?.. Тогда устроим незаживающую язву до окончания военных действий. Выбирайте: на руке, ноге, анусе, то бишь заднице.
– И лимонов перевели корзину.
– Нога - пусть будет нога. Правая? Левая? Выше колена? Ниже? На бедре? На голени? Без разницы - очень хорошо... В этой склянке особая мазь - наноси щедро, раз в неделю, не жадничай. Язва получится - высший сорт... На второй ноге?.. Излишне. Вполне хватит и на одной. От аромата твоего гниющего мяса сдохнут все мухи, а впридачу и фельдшера с докторами.
– И пьяный сожитель сапогом пинал.
– Запаха не переносишь?.. Тогда отрезай палец, желательно большой... На выбор имеются пила, кухонный нож, двери, трамвай, собака, беспородная, но хваткая. Момент - и пальца, как не бывало...Ах, пальчик жалко... Тогда висеть твоей шинели с мертвым содержимым на колючей проволоке спирали Бруно или валяться в грязной антисанитарийной воронке...
– И ничего, ничего,
Остап выразительно щелкал пальцами.
И тут входил я, мычал, трясся, творил красивую лужу и удалялся к гренадерскому лбу, мучительно соображающему на, что же все таки решиться - на героическую смерть в штыковой атаке или на сырые шнурки, выворачивающий кашель, вонючую первосортную язву или вульгарное членовредительство...
Глава 12
ОКОПНАЯ ПРАВДА
"Пишите письма."
О.Б.
Пронеслись стремительно дни, как вагоны со свежими пехотными ротами - с грохотом, лязганьем, пением, руганью, вонью и рельсовым затухающим эхом.
Вот прощальный поцелуй всплакнувшей маман.
Вот мужественные объятия родителя.
Вот вареная курица и коржики, мои любимые,- в дорогу.
Вот вокзальная суета.
Вот тесное купе.
Вот попутчики - раненый, с изящно забинтованной рукой, кавалерийский ротмистр и бледная монашка.
Вот станции, станции, станции...
И наконец - Петроград.
Университет.
И я в студентах.
При кафедре почвоведения.
Чем объяснить сей неожиданный выбор?
Просто мне в душу запало с пеленок и поразило своим неисчерпаемым богатством непонятное слово - ГУМУС.
В нем я прозрел смысл жизни вообще и своей в частности.
Из гумуса пришли, в гумус - уйдем.
Ах, какой это гумуснейший человечище (о том, кого уважаешь).
Гумуснейшая гнида (о том, кого не уважаешь).
Загумусеть - выпить по маленькой в теплой компашке.
Гумуснуть - приударить в приступе влюбленности.
Загумусниться - стать фанатиком и книжным червем.
Гумус, как известно каждому достаточно образованному человеку, не только основа плодородия, но и материал для многостраничной монографии.
По-моему, весомых аргументов предостаточно? По крайней мере, мое устремление в почвоведы, вызвало у домашних, судя по обилию торжествующих телеграмм и открыток, такое же ликование, как знаменитый Брусиловский прорыв.
В новой форме я мерил неторопливыми, степенными студенческими шагами длинные, гулкие, напоенные ароматом реактивов коридоры.
Подолгу, заложив руки за спину, простаивал перед застекленными образцами знаменитого русского чернозема (гумусу-то, гумусу!), давшего миру столько выдающихся деятелей науки, культуры и военного искусства.
Регулярное посещение аудиторий сочеталось у меня с активным ведением переписки с моей суженой - Ингой Зайонц.
Среди светлого, счастливого любовного потока довольно часто попадались надоевшие острова скучных домашних посланий, заполненных ненужными советами, сплетнями, насморками, приветами и прочей провинциальной чепухой.