Юность под залог
Шрифт:
– Время-то полдевятого! Ариночке спать уж пора, домой поеду! – сказала она и с сожалением встала из-за стола, метнув полный ярости и негодования взгляд на свою соперницу – ангела и замечательную женщину.
Гаврилов моментально вылез с лицом вареного рака и метнулся за бывшей женой вон из зала, бросив своей настоящей супруге:
– Галюнчик, я щас! Я только внучку провожу и приду!
– Иди, иди, Гаврилов, – равнодушно молвила та.
– Чудо, а не женщина! – восторженно воскликнул Владимир Иванович.
– Вот и сиди со своим чудом в перьях! Нечего нас с Аришенькой провожать! – прошипела Зинаида Матвеевна и крикнула дочери: – Аврора! Застегни
– Что? – удивилась та.
– То! Последнюю пуговицу, говорю, на кофте застегни!
– Ой! Тетя Зиночка, я с вами! Мне еще сегодня нужно эскиз закончить! – увязалась за Гавриловой сирота, художница-плакатистка Милочка.
Пока она получала одежду в гардеробе, Владимир Иванович с жаром шептал бывшей жене:
– Зинульчик! Если б ты знала, каменная женщина, как я по тебе томлюсь и скучаю! Может, встретимся, как в старые добрые времена?
– Паскудник ты, Гаврилов! – фыркнула та в ответ и чуть было не заплакала.
– Зинульчик! Ты ведь мне ночами снишься и снишься! Снишься и снишься! То так ножку выставишь, то эдак! Соблазнить все меня пытаешься!
– Иди к своей умалишенной! Она ж у тебя ангел! – ревниво взвизгнула Зинаида.
– А ты зачем в мои сны приходишь, чертовка? Я потом сам не свой хожу! Всю жизнь ты мне, Зинка, искалечила, истерзала ты меня всего! Всю душу мою чистую растоптала, исхаркала! Т-п, т-п, т-п, т-п, т-п! Тук, тук, тук, тук, тук. – Он с горечью постучал по стене, выкрашенной в неопределенный цвет – то ли жухлых осенних листьев, то ли набухших, едва лопнувших весенних почек. – А что Галюнчик! Галюнчик – больной человек, кефир перед сном пьет. Каждый день. Сахара набузует и буль, буль, буль. Утром проснется, а живот еще больше! Что Галюнчик – она ж как ребенок! Вон как Аришка! У-тю-тю! Что ж ты так орешь-то, засранка?! – И он с большой нежностью посмотрел на внучку.
– Сам ты, Гаврилов, засранец! И нечего мне тут робенка обижать! Нечего девочку трогать! – рассердилась Зинаида Матвеевна, как вдруг ощутила у себя под юбкой пятерню бывшего мужа. – Дурак ты, Володь! – с сожалением проговорила она и принялась укутывать Арину.
Владимир Иванович в тот момент буквально разрывался на части – там, в зале, его ждало море спиртного и закусок, тут... Он мог бы навязаться проводить Зину с внучкой до дома и в конечном итоге вкусить почти забытую сладость удовольствия с бывшей женой. «Что делать? Что делать? Уйти или остаться?» – терзался Гаврилов.
– Пошли, Миленок! Ты сейчас до метро? – И Зинаида Матвеевна, посадив орущую во все горло Арину в коляску, поторопилась покинуть ресторан «Ромашка».
Гаврилову ничего иного не оставалось, как вернуться в зал и продолжить банкет.
Ах! Что же творилось в душе пятидесятипятилетней женщины, когда холодный, жгучий ветер обдал ее разгоряченное лицо! Счастье! Она снова умудрилась поймать за хвост это ускользающее, неуловимое, такое зыбкое и переменчивое счастье! Снова перед ней блеснула надежда, пепел которой догорал в ее душе – будто зимний северный ветер, влетев Зинаиде Матвеевне в рот, разжег, распалил последние его тлеющие искорки. И опять полыхнул с новой силой огонь любви в ее сердце к бывшему супругу – психопату, холерику, скандалисту и непроходимому бабнику. И замаячили в сознании Гавриловой приятные ожидания – сладостные до того, что голова кружилась, язык немел. Стало быть, наслаждению, испытываемому ею в любовных утехах с Гавриловым после развода вплоть до его бракосочетания с умалишенной, все же суждено повториться! Значит, есть ради чего ходить по этой бренной земле, воспитывать
Именно в таком – превосходном, несколько возбужденном и окрыленном – состоянии духа Зинаида Матвеевна пришла с внучкой к себе домой.
В ресторане же «Ромашка» происходило следующее.
Подали горячее. На полукруглую сцену выскочил солист, а за ним четверо музыкантов в васильковых костюмах. Народ, что сидел вдоль стен и по углам зала, вскочил как по команде и принялся старательно танцевать.
Иван Матвеевич стал невпопад подпевать ансамблю – они исполняли «Как прекрасен этот мир», он свою любимую «Дрались по-геройски, по-русски». Удивительно, но ему удавалось иногда и перекричать музыкантов.
Его старший брат Василий Матвеевич, не сдерживаемый теперь Зинаидой, решительно подошел к нему с твердым намерением набить морду.
Юрик с Федором смеялись до колик, периодически «давая друг другу пять».
Алексей Павлович Метелкин в четвертый раз направился в туалет, прихватив с собой пол-литровую бутылку пшеничной водки, решив увеличить дозу действенного лекарственного средства от геморроя.
– Куда опять? – поинтересовалась у мужа Ульяна Андреевна. Тот хитро кивнул в сторону двери и на полусогнутых, качаясь из стороны в сторону, отправился в вожделенное место. – Пошли домой! Хватит уже! Клизма ходячая! – Метелкина, резко поднявшись, подцепила безропотного Парамона Андреевича и последовала за мужем. – Мы ушли! Мы ушли! – на прощание прокричала она, но слова эти утонули во всеобщем гуле и заливистом пении молодого человека с длинными волосами в васильковом костюме.
Дабы избежать повальной драки, хитроумная Галина Тимофеевна тоже засобиралась:
– Пойдем, Ванечка, пойдем.
– Нет, – отрезал Ванечка в пьяном упорстве. – Я еще не выяснил! Я не понял еще!
– Чего ты еще не понял?
– Почему это не я! Не я сорвал с рейхстага поганое фашистское знамя?!
– Уводи его, Галин! Уводи, пока я ему по морде не дал! – угрожающе не проговорил, а прорычал старший брат Василий.
– Идем. Дома все поймешь! – уговаривала упрямого супруга Галина.
– Нет!
– Ваня, прекрати! Нас Димуля ждет!
– Димуля? – услышав о внуке, Иван Матвеевич сразу как-то преобразился, словно из колючки превратился в прекрасный нежный цветок.
– Конечно. Мы ведь обещали его от соседки в десять забрать. Как раз, пока доберемся...
– Пойдем, – блаженно каркнул Иван и, едва держась на ногах, последовал за женой.
Катерина Матвеевна сладко спала, положив голову на стол, рядом с дымящимся цыпленком табака.
Юрик в который раз ударил по Федькиной ладони, отсмеялся и предложил выйти покурить.
...Когда вернулся, в зале царил полумрак, громко играла музыка, длинноволосый солист пел на бис «Ты проснешься на рассвете...». Пары танцевали меж столиков медленный танец. Метелкин окинул взглядом сидящих за столом гостей и, не найдя среди них своей молодой жены, забеспокоился, занервничал. Неприятное чувство вдруг охватило его – Юрию показалось, что его обманули, провели, украли самое ценное – то, без чего он никак не может обойтись в жизни.
Он метался при свете мигающей новогодней гирлянды, которая в ресторане «Ромашка» сопровождала исполнение музыкальных хитов, выполняя функцию динамического цветового освещения. Метелкин кидался то к одной паре, то к другой, пытаясь отыскать среди танцующих свою жену, но терпения не хватило – он подлетел к Кравкиной, что сидела за столом и с наслаждением обсасывала цыплячьи косточки, и прокричал ей на ухо: