Юность разбойника
Шрифт:
Привязали коньки — каждый по одному, — затянули бечевкой и несмело, неуверенно стали продвигаться к середине лужайки.
Держались поближе друг к другу. Застывшая в холодной темноте ледяная поверхность, раскоряченные толстые вербы у ручья, а на той стороне темная полоса Леска — все это невольно наводило жуть. Ергуш тихонько посвистывал, чтоб подбодрить себя и друга.
Лед с краю был неровный, а в середине гладкий, как стекло. Тупые коньки подворачивались, мальчики падали. Надо бы расцарапать лед, чтоб коньки
— Давай играть, будто лед — это море, — сказал Штефан Фашанга. — И будто там, у Леска, — Америка.
— Ладно, — согласился Ергуш. — Поплыли в Америку.
Он оттолкнулся левой ногой, и ему удалось проехать несколько метров. Штефан сделал то же самое. Начали соревноваться, кто за один раз дольше проедет. Им уже не было жутко.
Небо за Леском окрасилось красным. Взошел месяц, еще тоньше, чем вчера. Мальчики приветствовали его, подбросив вверх свои бараницы.
Возле самого Леска что-то чернело на льду. Небольшое, неподвижное.
— Глянь-ка, — сказал Штефан, — в Америке будто шапка лежит… Пойдем посмотрим!
Побежали к темному пятнышку. Вмерзши в лед, там лежала дикая утка: клюв поднят, лапки вытянуты, сама застывшая и холодная. Мальчики молча склонились над ней.
— Бедненькая, мертвая, — сказал Ергуш. — Наверное, та самая, которую пан лесничий подстрелил. Отнесем к нему!
За Воляркой, за речкой Ольховкой виднелось несколько освещенных окошек. Штефан сказал, что там и живет лесничий. Мальчики коньками вырубили утку из льда и понесли ее к дому лесничего.
ЗНАКОМСТВО
Охотничьи собаки выбежали из сарая, стали бросаться на мальчиков. Ергуш, выросший на горном хуторе, друг и укротитель собак, знал, что ему бояться нечего. В руках своих, в бровях он чувствовал необычную силу, ей покорялись все собаки, с которыми ему до сих пор доводилось встречаться. Он заговорил уверенным, напевным, грудным голосом:
— Ну, не бойся, не бойся, я тебе ничего не сделаю!
Он потрепал собаку по загривку, пригладил взъерошенную шерсть на спине. Пес во всю силу замахал хвостом, ответил Ергушу тоненьким дружественным лаем. Другая собака — щенок еще — подползла к нему, похлестывая хвостом по ногам Ергуша.
В доме скрипнула дверь. Вышел на порог усатый лесничий с трубкой на длинном чубуке.
— Что вам, ребятки?
— Утку нашли, — сказал Ергуш. — На Волярке.
— Утку? Уж не вчерашнюю ли? Я так и знал, что подбил. Ну же, входите с уткой-то!
Все вошли в дом. Только собак пан лесничий в дом не пустил — чтоб не разбаловались, привыкали бы к холоду.
В большой, хорошо натопленной комнате сидела у стола пани лесничиха, читала календарь с картинками. У печки сидел мальчик с большой кошкой на коленях. Он зажимал ей кончик хвоста, кошка мяукала.
— Утку принесли, — сказал пан лесничий,
Мальчик с кошкой, вытянув шею, разглядывал утку. Смотрел-смотрел, даже рот открыл, но ни слова не вымолвил.
— Отнесу-ка ее на холод, — сказал пан лесничий и понес утку в сени.
Пани лесничиха улыбнулась:
— Садитесь, ребята, погрейтесь. А завтра вечером приходите попробовать уточку. Можете подружиться с нашим Нацко.
Нацко, глядя на мальчиков широко открытыми глазами, сильно сжал кошке хвост, потом выпустил ее. Кошка фыркнула, мяукнула и метнулась под кровать.
Мальчики подошли к печке, стали перед Нацко, руки в карманах.
— А ты любишь кошек? — серьезно спросил его Ергуш.
— Кошек у нас нет, — ответил Нацко, — есть только кот. Ленивый как собака. Мышей не ловит, только голубей мне передавил.
— Я не люблю кошек, — заметил Штефан Фашанга, — фальшивые они. Есть у нас одна старая, Кларой зовут, так я ее терпеть не могу. Недавно мое молоко сожрала, и я пил черный кофе.
У Ергуша защекотало в желудке. Он будто почувствовал мягкий запах кипяченого молока и резкий вкус кофе.
— Пойдем, — шепнул он Штефану и двинулся к двери.
— Уходите? — спросила пани лесничиха.
— Мы уже согрелись, — ответил Штево Фашанга. — Спокойной ночи.
В сенях они встретили лесничего.
— Завтра приходите обязательно! — сказал он.
Собаки лесничего проводили их до самых ворот, они весело прыгали и повизгивали. Ночь стояла очень морозная.
УЖИН
Ергуш умылся, волосы зачесал набок, к правому уху. Мама дала ему чистую рубашку и сказала:
— Много не ешь, это нехорошо. Не чавкай во время еды. Рот и нос рукавом не вытирай. Возьми в карман чистый платочек и держи себя прилично.
— Знаю я, как надо держаться! — ответил Ергуш. — Не маленький!
Рудко, оседлав табуретку, скакал по кухне будто на коне. Анна подставила ему ногу — сердилась, зачем он так шумит.
— Отстань! — сказал Рудко, насупился и снова принялся за свое.
Был уже вечер, темнело, перед домом свистнул Штефан.
— До свиданья! — сказал Ергуш маме и выбежал.
Ветер дул с юга, гнал черные облака, между ними просвечивало темно-синее небо. Воздух был теплый, снег мокрый. За лапинским домом, в кустах, прозванных Вырубками, протяжно и печально завывал лисовин.
— Голодный, — сочувственно сказал Штефан и вместе с Ергушем зашагал вниз по дороге.
С деревьев, с высоких ольх и верб, стоявших вдоль речки и склонявшихся над дорогой, шурша соскальзывал мокрый снег. Мальчики вздрагивали. Было так таинственно, жутко.