Юность разбойника

Ондрейов Людо

— Рудко, выходи! Давай играть!

Рудко вышел, ясно улыбаясь.

Ергуш принес из сарая две лопаты. Рудко дал ту, что поменьше, сам взял большую и сказал:

— Уберем снег со двора, и будет у нас лето. Земля высохнет, будем играть в пуговки.

Рудко вытер нос рукавом, схватил лопату и начал возить ею по снегу. Сопел, живот выпятил; работа никак у него не спорилась.

— Не можешь, — сказал Ергуш. — Ты еще маленький. Смотри, вот как надо!

Ергуш подхватывал снег на лопату, перебрасывал через забор. Рудко попробовал

делать так же, но не достал до забора. Тогда он вышел за калитку и стал сбрасывать снег с мостков в канавку.

Когда Ергуш добрался до мостков, время уже близилось к полудню. Из города потянулись женщины с корзинками. Иногда их догоняли сани или повозки с плетеными кузовами, тогда женщины, чтоб не отступать в глубокие сугробы, пускались бегом впереди саней, отыскивая в сторонке утоптанное местечко.

Ергуш смотрел, как они бегут вверх по дороге. Смеялся.

— Надо расширить мостки, — сказал он брату. — Больше поместятся.

И он стал помогать Рудко сваливать снег с мостков в канаву.

Канава заполнилась, мостки казались шире. Мальчики носили снег со двора, засыпали канавку; сравняли снег с мостками.

— Вон идут женщины, и сани за ними. Уйдем! — Ергуш схватил Рудко за руку, втащил во двор.

Женщины бежали впереди саней. Подбежали к мосткам, встали на них, обернулись к саням — может, кучер знакомый, может, позовет подвезти. Шаг в сторону, шаг назад — и сейчас же крик: две женщины провалились на поддельных мостках! Только две темные дыры остались после них в снегу.

— Пойдем в сарай! — тащил Ергуш брата за руку.

— Ах ты безобразник! Ах оголец бессовестный! Да как тебя господь бог терпит! — бранились женщины, помогая двум подружкам выбраться из канавы.

Вышла на крыльцо мама Ергуша — посмотреть, что случилось.

— Ох и разбойник у вас сын! — тонким голосом закричала одна старушка. — Лучше надо воспитывать!..

Они ушли, мостки опустели.

Мама взошла на них, осмотрела, покачала головой. Потом подошла к сараю, заглянула туда и тихо, серьезно сказала:

— Плохо ты сделал, Ергуш. Старых людей не уважаешь.

И вернулась на кухню.

Ергуш сразу перестал смеяться. Опечалился. Пробрался он в кухню — виноватый и молчаливый. Смешно ему было и грустно. Хотелось и плакать и смеяться. Что-то давило его. Чтоб наказать себя, он весь день просидел в углу и не обедал.

РЫЖИК АТАКУЕТ

Весеннее солнце водило большой хоровод. Весело сверкало оно золотым огнем. Лучи его несколько дней плясали по снегу.

Снег не выдержал такой пляски. Растаял, впитался в землю. Проснулись одуванчики, развернули свои шапочки. Тысячи их было. Озирались — что-то творится в мире? Потряхивали желтенькими хохолками, наряжались в зеленые кафтанчики листьев. Над Прегибиной из крутого склона с силой забил источник. Вода вырывалась фонтаном, бормотала, пела. Была она белая, как мрамор. Наверное, долго бродила

в глубоких недрах земли и теперь радовалась солнышку.

Ергуш взял Рудко за руку, перенес сбоку загородки — над самой водой — на Гать. Гать была вся желтая, как один огромный одуванчик, величиной в десять дворов. Зеленоватая вода обтекала ее, торопясь в неведомые края. Котел шумел как бешеный. Вода падала в него с высокого порога, бесновалась, кружилась в белой пене. Брызгами обдавала берега, мочила новенькие зонтики мать-и-мачехи и лопухов.

Выше Котла висел над речкой узенький мостик. Ергуш до сих пор и не знал о нем. Куда ведет он, кто по нему ходит?

Схватил он Рудко крепко за руку, повел по мостику, крича:

— Не гляди в воду! — За шумом воды его почти не было слышно. — Гляди под ноги, тогда голова не закружится!

Вода скользила под мостком, быстрая, гладкая, как полоса зеленого шелка.

Направо, меж садовых деревьев, вела тропинка. По ней ходили Ергуш со Штефаном зимой на Волярку. Тогда был сильный мороз, на Волярке лежал глубокий снег. Котел замерз, и снегу на нем было по колено. Теперь тут всё иначе. Под деревьями журчит вода, трава пробивается из-под прошлогодних листьев.

Слева от тропинки чернела рассыпчатая земля — пашня. Земля уже подсохла, ждет пахарей. Если идти вдоль речки, вверх по течению, — придешь к домам, а между ними теплые проулки и целые стайки мальчишек…

Ергуш смотрел в ту сторону, приставив ладонь козырьком к глазам. Разглядел за пашнями низкий вербняк, в вербняке мелькают темные фигуры. Ноги у них от колен и ниже белые — босиком ходят.

— Вон ребята играют, — показал Ергуш Рудко. — Бежим туда!

Он побежал, таща за собой Рудко. Рудко сопел, спотыкался, еле поспевал. Долго бежали, задохнулись, пошли шагом, потом побежали опять. Остановились у самого вербняка.

Заросли верб окружали болото. По болоту бродили несколько мальчиков. Они держались ближе к берегу, наклонялись, погружали руки в воду по самые плечи: искали подводные норы. Вытаскивали оттуда лягушек, обычно сцепившихся попарно, бросали на траву, кричали друг другу:

— Вон еще! Гадость какая!..

А на траве стояли другие мальчики, с раскрытыми перочинными ножами. Они убивали лягушек, отрезали им задние лапки и обдирали их.

— Зачем это вам? — спросил их Ергуш. — Губите животных, грех это!

— А тебе чего? Откуда ты? — обернулся к Ергушу старший рыжеволосый мальчик. — Дуй домой!

— Рыжик, дай ему! — закричали сразу несколько мальчишек. — Двинь его! Наподдай!

Рыжик захватил в пригоршню несколько дохлых лягушек и бросил в Ергуша. Одна ударила Рудко по лицу, он заревел.

— Ну погоди, косой, не пыжься, — сказал ему сквозь зубы Ергуш. — Пойдешь мимо нас!..

Он взял ревущего Рудко и поволок прочь от болота.

Мальчишки кричали им вслед:

— Сопляк! Паршивец! Лягушек боится! А ну подойди, отколочу!