Юность уходит в бой
Шрифт:
Поздно вечером стало известно, что командир батальона, ехавший на мотоцикле, попал в аварию и теперь лежит в госпитале. Мы сидели в санчасти, не зажигая совета. Было обидно за нашего боевого, немного шумливого капитана Балабушкина: рвался на фронт, а вышел из строя самым нелепым образом.
— Вы тоже любите гонять мотоцикл, — с упреком сказала Прудникову Шура Павлюченкова. — Я видела однажды, как вы ехали с доктором.
— Так это же с доктором! — отшутился Прудников. — И вообще со мной ездить не опасно. Вот с Хосе Гроссом — другое дело. У него испанский темперамент.
Разговор, однако,
Скрипнула дверь. В санчасть вошли военком Шаров и политрук первой роты Пегов. Включив карманный фонарик, Пегов объявил:
— Зашел попрощаться: меня отзывают в полк.
— Учтите — с повышением, — уточнил Шаров. — Перед вами — секретарь партбюро полка!
— По такому случаю не мешало бы медицину потрясти, — бросил реплику Шестаков.
Все поняли шутливый намек, но веселее не стало.
Шаров и Пегов вскоре ушли. У нас зашел разговор о положении на фронтах. Оттуда поступали тяжелые вести. Кровопролитные бои уже грохотали в районе Вязьмы. А оттуда до Москвы — недальняя дорога. Каждый думал: когда же наконец отправят бригаду на фронт?
Снова хлопнула дверь. Кто-то ворвался так быстро, что в темноте налетел на тумбочку, свалил стакан.
— Комбат здесь? — выкрикнул он.
— В чем дело? — отозвался Прудников, заменивший Балабушкина.
— Докладывает дежурный! Звонят из штаба: в районе Зеленоградской сброшен парашютный десант противника. Приказано прочесать лес!
Наступила тишина.
— Объявите «В ружье», — приказал Прудников. И ко мне: — Проследите, чтобы санинструкторы захватили сумки.
Мне показалось, что Прудников излишне спокойно отдал эти распоряжения. А может быть, некоторые люди так и ведут себя, когда очень волнуются? [27]
Через несколько минут роты, получившие боевое задание, покинули гарнизон и направились к лесу.
Мы старались двигаться как можно тише, но у нас не получалось. Натыкались на пни, попадали в ямы. Под ногами хрустели сучья, ветви деревьев хлестали по липу. Лес, который мы вдоль и поперек исходили на дневных тактических занятиях, ночью казался незнакомым и враждебным. Никто никого не видел. Слышалось только тяжелое, как у астматиков, дыхание соседей.
Шедший слева от меня Шестаков негромко передавал по цепочке команды. Придерживая медицинскую сумку, я осторожно раздвигал маузером ветви. Почему-то вспомнилось: тридцатого сентября — Вера, Надежда, Любовь... Скорее всего потому, что Веру куда-то внезапно командировали.
Вдруг грохнул выстрел.
— Узнай, может, зацепило кого... — сказал Шестаков.
Спотыкаясь и цепляясь сумкой за кусты, я поспешил на место происшествия. Там уже находился Прудников и разобрался: выстрел произошел случайно.
Под утро промокшие и озябшие, прочесав огромный участок леса, мы вышли на указанный рубеж. Вражеского десанта не обнаружили. Это, оказывается, была проверка нашей боевой готовности. Такие тревоги стали повторяться чуть ли не каждую ночь. Солдаты должны учиться!
* * *
Дней через десять мне удалось вырваться в город. Я ехал на автомашине
Не доезжая Мытищ нам повстречалась колонна людей. С лопатами и кирками они шли копать противотанковые рвы. Нас все чаще и чаще стали останавливать на контрольно-пропускных пунктах. Хмурые красноармейцы придирчиво проверяли документы, пытливо всматривались в лица. Наш боевой и веселый командир полка на этот раз не шутил, он почти всю дорогу молчал, нетерпеливо поглядывая на часы.
Мне невольно вспомнилась биография майора Иванова, [28] которую я узнал совсем недавно. Я никак не предполагал, что у этого никогда не унывающего человека были безрадостное детство и по-спартански суровая юность. Вырастая без отца, он уже одиннадцати лет начал работать «мальчиком» в воронежской булочной. Но вскоре, восстав против тумаков подвыпивших хлебопеков, сбежал оттуда и устроился разнорабочим на железной дороге. Потом трудился шахтером в Донбассе...
Возвратившись после Великого Октября в родной Воронеж, Иванов добровольно вступил в кавалерийский дивизион и почти два года не расставался с шашкой: контрреволюция то и дело поднимала голову. В 1925 году Сергей Вячеславович стал курсантом Московского пехотного училища.
А затем снова учеба: будучи преподавателем Себежского пограничного училища, он заочно окончил Военную академию имени Фрунзе. Великая Отечественная война застала его на должности инспектора боевой подготовки Главного управления московской противовоздушной обороны.
Майор Иванов был любимцем полка. Так, как к нему, бойцы относились, пожалуй, только еще к одному человеку — военкому Сергею Трофимовичу Стехову.
...Побывав в штабе, я подробнее узнал историю нашего соединения. Она интересна и необычна.
В начале войны из Особой группы войск была выделена Отдельная мотострелковая бригада особого назначения. Формировал ее генерал Павел Михайлович Богданов, а когда он получил новое назначение, командиром стал полковник Орлов.
Бригада комплектовалась из пограничников, чекистов, но главным образом — из добровольцев: рабочих, студентов, спортсменов Москвы и Московской области. Сюда по призыву ЦК комсомола пришли лучшие представители молодежи.
Полковник Михаил Федорович Орлов тоже был славным воспитанником Ленинского комсомола. После Октябрьской революции он работал в Белевском комитете коммунистической молодежи Тульской губернии. В 1920 году М. Ф. Орлов вступил в рабочий отряд, который превратился потом в 1-й Коммунистический полк.
Интересен и дальнейший жизненный путь патриота: партизан Лебяжского отряда, кремлевский курсант, борьба [29] с басмачеством, служба в погранвойсках, преподавательская работа. В мае 1941 года полковник Орлов прибыл в Военную академию имени Фрунзе сдавать экстерном государственные экзамены. А через месяц разразилась война.
Человеком такой же интересной судьбы оказался командир 1-го полка Вячеслав Васильевич Гриднев, пришедший в бригаду из пограничных войск. Кадровым чекистом был его военком С. П. Волокитин.