Юный техник, 2000 № 05
Шрифт:
— Но как он определяет наше присутствие?
— Вблизи гиперпрокола пространство очень чувствительно к самым малым помехам. Уверяю вас, он уже давно знает о нашем появлении, и его власть над пространством, а значит, и над нами увеличивается по мере приближения к нему. Не удивлюсь, если он регистрирует, что мы говорим друг другу.
— Что же нам делать?
— Предложим переговоры, — сказал Скарабеев. — Андрей Михайлович Хлопов! Вы меня слышите?
— Слышу вас хорошо! — раздался громкий голос.
— Пропустите нас к себе,
— Не вздумайте приближаться!
— Вы понимаете, что разрушаете Вселенную, делаете ее нестабильной? Она может рухнуть как карточный домик.
— Вовсе нет, — ответил Хлопов. — Я просто навожу в ней порядок, устраняя, так сказать, упущения Создателя. — Послышался отрывистый смех.
— Гибель грозит всем, в том числе и вам, — заметил Скарабеев.
— Ни мне, ни вам нечего бояться, если вы немедленно перейдете на мою сторону. Раз вы вычислили меня, вы человек способный, а способные помощники мне нужны. Будете моим… великим визирем или, — усмехнулся он, — архангелом, если хотите. Моя власть над пространством и временем достаточна для создания островка стабильности в катастрофический период перестройки Вселенной.
— Но человеческая цивилизация погибнет! — воскликнул профессор.
— Что ж, это неизбежно, — вздохнул Хлопов. — Цивилизация, отвергнувшая меня, не заслуживает иной участи. Старый мир, подточенный противоречиями, давно уже созрел для полного разрушения. Настал Судный день! Судьба поставила меня у штурвала Мироздания…
— Вы себе не представляете, как я вас понимаю, — сказал Скарабеев. — Я тоже когда-то пытался сказать свое слово в науке, поспорить с Эйнштейном и другими корифеями, но кончил тем, что сумел убедить себя в оптимальности если не всех, то основных их принципов…
— Тогда вы просто сноб. Вы поддались мелким чувствам, вы бесстыжий наймит ортодоксов от науки. Но были и такие, кто не смирился, кто познал горечь полного поругания!
— Вы заговариваетесь! — воскликнул Скарабеев.
— А Галилей? А Джордано Бруно? А Семен Александрович Кривошеин, мой великий учитель? Он спился и умер, не дождавшись заслуженной славы. Но палачи и весь мир, который его отверг, тоже понесут наказание! Око за око! Жизнь за жизнь!
— Ну, знаете ли, — опешил Скарабеев.
Голос Хлопова перешел в неясное и исступленное бормотание:
— Процесс пошел… Не пытайтесь мне помешать… Кровь мучеников… Чиновники от науки… Они поплатятся…
Скарабеев безнадежно пожат плечами:
— Он невменяем.
Подозвав Кураева поближе, профессор шепнул ему несколько слов.
Тот кивнул. Как бы смирившись, что взять Хлопова не удастся, сыщики поя его презрительные выкрики направились к выходу.
Но едва выйдя из двери подъезда, Кураев быстро повернулся и сделал несколько выстрелов вверх, в пространство над спутниковой антенной, после чего оба сыщика бросились на землю… Послышался далекий вопль, который туг же был покрыт
Мощный разряд потряс дом.
Сыщики кинулись обратно в дом и взбежали вверх по ступенькам, где должен был находиться кабинет Хлопова. Все вокруг было зыбким и прозрачным, подернутым радужными переливами… Но искажения уже не мешали продвигаться вперед. Отворив дверь, они увидели невысокого человечка на вращающейся табуретке перед пультом компьютера. В комнате слышался запах гари, а на лице Хлопова застыли ужас и замешательство… Он лихорадочно бил по клавишам, а с экрана приходили все новые сообщения о сбоях в системе.
Кураев бросился было к Хлопову, но профессор ухватил его за рукав.
— Не подходите! Вас засосет в пространственную воронку! Смотрите!
Хлопов становился каким-то радужным, прозрачным, подернутым сиянием типа огней Святого Эльма, контур его начал терять очертания, стал пунктирным… Вокруг него бушевали какие-то световые вихри, веяло то жаром, то холодом.
Наконец Хлопова завертело на вращающейся табуретке, и он исчез в гудящем и светящемся вихре со словами песни: «Вы жертвою пали в борьбе роковой…»
Цветовые гаммы стали линять, пространственные вихри — успокаиваться… Профессор выхватил свой портативный компьютер и начал быстро набирать какие-то символы. Нажав ввод, он кинул компьютер в редеющий вихрь, только что засосавший Хлопова… Раздался новый удар грома, потрясший лом до основания. Стены зашатались с грозным гулом.
— Бежим! — крикнул профессор, увлекая за собой Кураева, застывшего, как в столбняке…
Вскоре на месте дома осталась только груда развалин, увенчанная дымным столбом.
— Нам нужно скорее выбираться отсюда: сейчас разразится буря.
Добравшись до геликоптера, они с трудом подняли машину в небо: порывистый ветер бросал ее из стороны в сторону, тьму то и дело разрывай и электрические разряды.
— Посмотрите на индикатор аномалий! — закричат профессор, преодолевая голосом рев ветра за бортом.
— Все в порядке, искажений нет! — крикнул в ответ Кураев: его глаза блестели восторгом. — Это самая обычная гроза.
— Когда вы стреляли поверх спутниковой антенны, вы спровоцировали мощный атмосферный разряд как раз в области гиперпрокола.
Разряд повредил компьютер Хлопова, через который осуществлялась связь с параллельной Вселенной, канат связи стал неустойчивым и неуправляемым. Хлопов был в эпицентре гиперпрокола и при его разрушении был затянут в тот самый параллельный мир, который он пытайся здесь утвердить. С помощью моею компьютера я послал команду на отмену всех сделанных Хлоповым изменений.
В Центре контроля физических констант царило оживление. Скарабеева благодарили, а Петреев-Птаха, все еще не веря в исчезновение аномалий, проверял и перепроверят показания приборов. Наконец и он подошел пожать Скарабееву руку: