Юридический механизм разрушения СССР
Шрифт:
На самом деле ничего нелогичного в этом шаге генсека нет.
С приходом М. С. Горбачёва к власти перед ним стояли серьезные задачи: введение в СССР частной собственности, то есть по существу реставрация капитализма, слом однопартийной системы, роспуск КПСС, децентрализация СССР и, как следствие, признание государственной независимости союзных республик. Естественно, вставал принципиальный вопрос: как решить эти смелые задачи и, главное, кто их будет решать? Сам Генеральный секретарь? Опасно, можно и «головы не сносить». КПСС? Конечно, нет, раз этого не будет делать Генеральный секретарь – двигатель партии, – значит, не будет делать и сама партия. Верховный Совет СССР? Тоже нет, этот орган был декоративным – он лишь легализовывал партийные решения, следовательно, раз инициативы не будет от КПСС, ничего не предпримет и сам Верховный Совет СССР. Оставался только один вариант – создать принципиально новый орган, который был бы массивным по численности и куда вошла бы элита советского диссидентства. Однако вставал вопрос, когда учреждать данный орган. Если это сделать сразу после прихода к власти М. С. Горбачева,
Официально потребность и целесообразность гласности объяснялась необходимостью откровенно заявлять обо всех достижениях и обо всех проблемах советского общества, о его пороках и трагедиях. В СССР теперь не должно было быть «белых пятен» ни в его истории, ни в его действительности. Однако, как известно, до 1985 г. достижения в СССР и так не особо скрывались, даже, наоборот, часто преувеличивались. Поэтому ради них «гласность» проводить не было необходимости. Следовательно, совершенно очевидно, что истинной целью гласности являлось очернение советского строя, советского образа жизни и советской истории.
Именно «благодаря» гласности советские люди узнали о «десятках миллионов» расстрелянных и патологической кровожадности Сталина, о расстреле людей в Новочеркасске при Н. С. Хрущёве, о «застое» при Л. И. Брежневе. Голодомор на Украине в конце 20-х – начале 30-х гг., секретный протокол к пакту Молотова – Риббентропа, расстрел поляков под Катынью, расстрел верхушки главнокомандования Красной армии, вымысел подвига Зои Космодемьянской, несостоятельность Г. К. Жукова как полководца, фальсификация «Ленинградского дела» и «Дела врачей», испытание ядерного оружия на советских солдатах – вот лишь некоторые «плоды» гласности. Людей открыто подводили к мысли: хватит ругать советскую власть «на кухне», делайте это открыто! Неслучайно, когда Нина Андреева, пользуясь правом гласности, написала свою известную статью «Не могу поступаться принципами» [225] , в которой всего лишь заявила о том, что нельзя всё в истории оценивать однобоко: до 1985 г. весь советский опыт оценивали исключительно положительно, после – отрицательно («здравый смысл решительно протестует против одноцветной окраски противоречивых событий»), её сразу же подвергли жесточайшей критике, статью объявили «манифестом антиперестроечных сил», а само имя Нины Андреевой стало нарицательным [226] .
225
Советская Россия, 13 марта 1988. Интересно отметить, что название статьи не было выдумано самой Н. А. Андреевой, автор лишь процитировала слова самого М. С. Горбачёва: «Как говорил М. С. Горбачев на февральском Пленуме ЦК КПСС, “мы должны и в духовной сфере, а может быть, именно здесь в первую очередь действовать, руководствуясь нашими марксистско-ленинскими принципами. Принципами, товарищи, мы не должны поступаться ни под какими предлогами”»
226
См., напр.: Первый Съезд народных депутатов СССР. 25 мая – 9 июня 1989. Стенографический отчет. Т. I. С. 102.
Удивительно, но по поводу всего лишь статьи, выразившей всего лишь чьё-то мнение, тем более в эпоху гласности, было даже специально созвано заседание Политбюро ЦК КПСС, которое обсуждало статью целых 2 дня (!), хотя заседания Политбюро всегда были однодневными. Вот что об этом пишет один из участников тех заседаний, в то время член Политбюро ЦК КПСС Е. К. Лигачёв: «…Внезапно было созвано незапланированное заседание Политбюро, причем не в Кремле, а непосредственно на Старой площади. На это заседание был вынесен один-единственный вопрос: обсуждение письма Нины Андреевой.
Здесь я должен отметить, что заседания Политбюро всегда проходили у нас в очень раскованном стиле. Шел непринужденный обмен мнениями, и даже в случаях разногласий общая атмосфера не нарушалась, оставалась демократичной, свободной. Мы действительно обсуждали вопросы, а не “выносили решения” под диктовку Генерального секретаря. Однако в этот раз все было иначе. Обстановка установилась очень напряженная, нервная, я бы даже сказал, гнетущая. Это было непривычно, неожиданно…
С таким настроением и начали обсуждение. Однако сразу же стало ясно, что впервые за все годы перестройки на заседании Политбюро вдруг возобладал не рассудительный, а совсем другой – расправный стиль. Тон задал Яковлев, который в крайне резких выражениях обрушился на письмо Нины Андреевой и газету “Советская Россия”. Здесь-то и были пущены в ход обороты – “манифест антиперестроечных сил”, “сопротивление перестройке”, “силы торможения”, в общем, весь тот набор ярлыков, которым затем принялась манипулировать радикальная пресса…» [227] .
227
Лигачёв Е. К. Загадка Горбачёва.
Тем не менее, по словам Е. К. Лигачёва, Политбюро не поддержало настроение Горбачёва, Яковлева и примкнувшего к ним Медведева [228] .
«В обсуждении статьи Нины Андреевой он (генсек. – Д. Л.), я бы сказал, однозначно выступил на стороне Яковлева, выражая недовольство по отношению к тем членам Политбюро, которые высказались более примирительно…
Итак, Горбачёв буквально “ломал” тех, кто недостаточно чётко, по его мнению, осуждал письмо Нины Андреевой» [229] .
228
Лигачев Е. К. Указ. соч. С. 133.
229
Лигачев Е. К. Указ. соч. С. 133.
Как уже упоминалось, заседание Политбюро в нарушение установившейся традиции одним днём не закончилось.
«…То необычное заседание Политбюро длилось не один день, а два дня, причём по 6–7 часов ежедневно. Нетрудно представить накал подспудно бушевавших на нем страстей» [230] .
Серьёзно пострадала и сама редакция «Советской России»: «На следующее же утро после заседания Политбюро в редакцию газеты “Советская Россия” внезапно нагрянула из ЦК КПСС комиссия, которая принялась изучать подлинник письма Нины Андреевой, всю технологию его подготовки к печати, тщательно допрашивала на этот счет сотрудников редакции. Кстати, само появление комиссии было обставлено в “лучших” традициях прошлого. Главному редактору позвонили из ЦК, предупредив о намерении направить в редакцию проверяющих. Но едва он успел положить трубку телефона, как эти проверяющие уже вошли к нему в кабинет. Оказывается, они уже ждали в приемной. Этот “классический” прием 30-х годов преследовал цель не дать “замести следы”, как говорится, “схватить с поличным”» [231] .
230
Лигачев Е. К. Указ. соч. С. 133.
231
Лигачев Е. К. Указ. соч. С. 134.
И далее: «”Советской России” категорически запретили публиковать письма в поддержку Андреевой, заставив дать почти только осуждающую почту. Таким образом, от общественности грубо скрыли истинную картину читательского мнения, вопреки истине принялись навязывать мысль о единодушном осуждении статьи» [232] .
Как видно, по стране полным ходом шёл «разгул» гласности, в период которой всё, что шло вразрез официальному мнению М. С. Горбачёва и А. Н. Яковлева, даже специально обсуждалось и осуждалось на Политбюро, а в редакции газет в случае необходимости проводились внезапные проверки и запрещалось публиковать письма в поддержку позиции автора. Гласность не для того была дана, чтобы защищать советский строй!
232
Лигачев Е. К. Указ. соч. С. 135.
Значение гласности для перестройки М. С. Горбачёв оценил очень просто: без гласности перестройка погибнет [233] . И это было чистой правдой. Невозможно проводить перестройку, не доказав «дефектность» существующего строя.
Однако такой однобокий вариант гласности очень многим в стране не нравился. Уже на XIX партконференции делегатами отмечалось, что «идёт огромная критическая волна на всех и вся в прошлом, и мало дельных предложений по дню сегодняшнему, по существующим экономическим проблемам, по нашим перспективам и будущему» [234] , отмечалось, что теперь в прессе «подвергается сомнению всё: мораль, мужество, любовь, искусство, талант, семья, великие революционные идеи, гений Ленина, Октябрьская революция, Великая Отечественная война…» [235] , что «произносимые вслух слова “Отечество”, “Родина”, “патриотизм” вызывают в ответ некое змееподобное шипение, исполненное готовности нападения и укуса…» [236] .
233
XIX Всесоюзная конференция Коммунистической партии Советского Союза, 28 июня – 1 июля 1988: стенографический отчет. Т. 1. М., 1988. С. 197.
234
XIX Всесоюзная конференция Коммунистической партии Советского Союза, 28 июня – 1 июля 1988: стенографический отчет. Т. 1. М., 1988. С. 151.
235
XIX Всесоюзная конференция Коммунистической партии Советского Союза, 28 июня – 1 июля 1988: стенографический отчет. Т. 1. М., 1988. С. 224.
236
XIX Всесоюзная конференция Коммунистической партии Советского Союза, 28 июня – 1 июля 1988: стенографический отчет. Т. 1. М., 1988. С. 225.