Юрий Андропов. Последняя надежда режима.
Шрифт:
Виктор Голиков стал помощником Брежнева еще в Молдавии, проработал с ним дольше всех. Леонид Ильич ему очень доверял. После кончины Брежнева Голиков оказался не у дел и не мог скрыть своего недовольства новым руководством. Наверное, только этим можно объяснить его уверенность в том, что Брежнева уморили Андропов с Чазовым...
Юрий Владимирович мечтал вернуться из КГБ в аппарат ЦК КПСС, что открыло бы ему дорогу к должности генерального секретаря. Его беспокоило «разгоравшееся соперничество» между ним и Черненко. По мере того как Брежнев слабел, Черненко становился
Константин Устинович, возглавляя общий отдел ЦК, контролировал всю работу партийного аппарата. Он не только информировал Брежнева обо всем, что происходит, но и создавал иллюзию напряженной работы генерального секретаря. Брежнев в последние годы так доверял Черненко, что подписывал принесенные им бумаги, не вникая в их суть.
«Долгие голы он был просто доверенным секретарем Брежнева», — писал Андрей Михайлович Александров-Агентов, помощник Леонида Ильича.
Заведующий общим отделом ЦК — должность важная, позволяющая оказывать серьезное влияние на формирование и осуществление политики, вести контроль за исполнением решений политбюро, за претворением их в жизнь. Но должность не творческая, так что Черненко — это «канцелярист с большой буквы».
— Задача общего отдела — обслуживание высших органов партии, — рассказывал мне старший помощник Черненко Виктор Васильевич Прибытков, — Имелось в виду организационно-техническое обслуживание. Но получилось иначе. Ни один документ, в том числе самый секретный, самый важный, не мог миновать общего отдела. Даже председатель КГБ Андропов обращался к генеральному секретарю Брежневу через общий отдел. Личные беседы у них происходили достаточно редко. Первым получателем и читателем его бумаг был заведующий общим отделом Константин Черненко.
Конечно, через общий отдел проходили тонны малозначащих, а то и просто пустых бумаг, которые приходили отовсюду. Но в целом они давали картину жизни страны. И это позволяло Черненко не хуже Андропова знать, что происходит в государстве.
После смерти видных партийных деятелей приезжали сотрудники КГБ и забирали весь его архив. Он поступал в общий отдел ЦК, в распоряжение Черненко. Эта судьба постигла архивы решительно всех — и Хрущева, и Микояна. Осечка вышла с Михаилом Андреевичем Сусловым, просто потому что у него вообще не оказалось никакого архива.
Только два человека имели доступ к архиву политбюро: генеральный секретарь и заведующий общим отделом. Но Брежнев архивными материалами не интересовался, а Черненко знал все, что там хранится. А там лежали взрывоопасные материалы, которые таили от мира и еще больше от собственной страны: оригиналы секретных протоколов, подписанные с немцами в 1939 году о разделе Польши и Прибалтики, документы о расстреле польских офицеров в Катыни. И многое другое, что ограничено наисекретнейшим грифом «особой важности — особая папка». Даже члены политбюро не имели доступа к этим документам и просто не знали, что хранится в архиве политбюро.
«Черненко лично, именно лично — это было для него чрезвычайно важно, — вспоминал Александров-Агентов, — докладывал Леониду Ильичу все важнейшие документы,
Между ними установились весьма близкие, доверительные отношения, и Леонид Ильич, насколько я мог понять, неоднократно давал Черненко поручения даже самого деликатного характера, с которыми он не обратился бы ни к одному из других своих сотрудников и коллег».
Летом 1977 года Брежнева избрали председателем президиума Верховного Совета СССР. Черненко лежал в больнице, не мог присутствовать, очень огорчился из-за этого, прислал письменное поздравление. Брежнев ему ответил 16 июня:
«Дорогой Костя!
С большим волнением я прочел твое поздравление в связи с избранием меня на пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР. Твои слова в этом поздравлении не могли не тронуть моего сердца, не взволновать меня.
Заседание сессии Верховного Совета прошло хорошо, я бы сказал, великолепно. Бесконечные аплодисменты. Особенно бурно было встречено выступление Михаила Андреевича Суслова. После него я выступил с благодарностью и обещал, как солдат, оправдать доверие нашей любимой Родины и нашей великой партии, сделать все, чтобы укрепился мир на земле и развивалось доброе сотрудничество между народами. Мой ответ был принят депутатами очень тепло.
Считай, что ты был среди нас. Остальные дела нормально. Ты не волнуйся. Ну, еще раз говорю: не торопись, в этом необходимости никакой нет. На ближайшее время ты все сделал.
Обнимаю тебя, крепко целую, желаю выздоровления».
Черненко, занимая все более высокие посты в партийной иерархии, сохранял за собой пост руководителя общего отдела, никого не подпуская к этой должности. Константин Устинович знал все партийные тайны и секреты, а подпускать к ним другого человека? В последние годы, когда Брежнев чувствовал себя совсем больным, Черненко стал ему особенно нужен. Когда другие помощники приходили к Брежневу с какими-то неотложными вопросами, он раздраженно говорил:
— Вечно вы тут со своими проблемами. Вот Костя умеет доложить...
И проблемы у них были одинаковые. Оба жаловались на расстройство сна, оба в больших количествах потребляли сильнодействующие снотворные препараты и транквилизаторы, которые расслабляли их до такой степени, что они лишались способности действовать. Сначала они не могли уснуть, потом не в состоянии были проснуться. И выводили себя из этого состояния с помощью не менее сильных и 1Иадривающих препаратов. Это пагубно влияло на память, па мозговую деятельность. Нарастали склеротические явления. А ведь именно блестящая память была самым важным качеством всех крупных политиков.