Юрий Андропов. Последняя надежда режима.
Шрифт:
«Для меня этот разговор был неожиданным, — вспоминал Алидин. — Я не представлял себе, что у нас когда-нибудь будет другой руководитель. Посочувствовав Юрию Владимировичу, я сказал, что, по-моему, ему не следовало бы принимать такое предложение. Тревога охватила меня. Стало ясно, что между Брежневым и Андроповым залегла тень недоверия. По-видимому, генсек не считал его своим будущим преемником. В ЦК была вакантная должность второго секретаря, но Андропову предложили всего лишь секретаря...»
Андропов не мог понять, действительно ли Брежнев нашел в его лице замену Суслову, или же это
А тут еще проявил неожиданную активность министр иностранных дел Андрей Андреевич Громыко. Поздпе-брежневские времена убедили Громыко в том, что он не хуже других может руководить страной, а одной внешней политики для него маловато. Он носил не снимая почетный значок «50 лет в КПСС», показывая свой солидный партийный стаж.
После смерти Суслова он вознамерился занять его место. Но совершил большой промах. Позвонил Андропову и стал советоваться, не следует ли ему, Громыко, занять эту должность?
— Андрей, это дело генерального секретаря, — осторожно ответил Юрий Владимирович.
Разговор получился для Андропова неприятным, потому что это кресло он уже считал своим, о чем Громыко вскоре узнал. Юрий Владимирович однажды на политбюро серьезно возразил Громыко, пишет Фалин. Министр иностранных дел довольно невежливо высказался насчет того, что каждому следует заниматься своим делом. Андропов недовольно буркнул:
— Во внешней политике у нас разбирается лишь один товарищ Громыко.
Отношения их лишились прежней приязни. Тем более что если Брежнев на встречах с иностранцами мог только прочитать подготовленный ему текст и постоянно поворачивался к Громыко, ища у него одобрения, то Андропов не нуждался в помощи министра при общении с иностранными гостями.
Андропов сказал Горбачеву, что Леонид Ильич вел с ним разговор о переходе в ЦК. секретарем, ведущим секретариаты и курирующим международный отдел. Андропов неуверенно заметил:
— Я, однако, не знаю, каким будет окончательное мнение.
Примерно в это время между Брежневым и первым секретарем ЦК компартии Украины Владимиром Васильевичем Щербнцким состоялся секретный разговор. Причем Брежнев не пригласил Владимира Васильевича в Москву, а сам неожиданно отправился в Киев.
Генерал Алидин: «В начале мая 1982 года Леонид Ильич в большой тайне вылетел на несколько часов в Киев. Это мне стало известно от начальника подразделения управления, оперативно обслуживающего Внуковский аэропорт. Я, естественно, доложил об этом Андропову».
Юрий Владимирович был очень встревожен, понимая, что может стоять за такой поездкой. Владимир Васильевич Щербицкий принадлежал к числу любимцев Брежнева. Щербицкий родился в Днепропетровске и многие годы гам работал, поднимаясь по партийной лестнице.
Владимир Васильевич стал в 1957 году секретарем ЦК компартии Украины, а в 1961-м председателем Совета министров республики. Но его съел первый секретарь ЦК Украины Петр Ефимович Шелест, который был в чести у Хрущева. Щербицкого с большим понижением вернули в родной Днепропетровск. Все изменилось после избрания Брежнева первым секретарем. Он извлек Щербицкого из ссылки, и через год, осенью 1965 года,
Весной 1972 года Брежнев ловко убрал Петра Шелеста с поста первого секретаря. Андропов тоже принял участие в этой операции. За год до этого Андропов, который почти никогда не покидал Москвы — он был типичным кабинетным работником, приехал на Украину. Формально — для участия в республиканском совещании, проводимом КГБ. На самом деле хотел прощупать Шелеста. Они встретились за городом и долго беседовали в неформальной обстановке.
«Андропов приехал явно с заданием выяснить мои мысли и позиции перед съездом партии, — записал в дневник Шелест. — Я откровенно высказал свои соображения, в том числе недостатки в стиле руководства центра. О Брежневе сказал, что его всячески надо поддерживать, но нельзя же на политбюро устраивать беспредметную говорильню, «базар» — надо начатые дела доводить до конца.
Может быть, я говорил резко, но зато правду. Чувствую, что беседа с Андроповым для меня даром не пройдет».
Шелест не ошибся. Андропов нащупал уязвимое место Шелеста. Петр Ефимович, пожалуй, больше других киевских политиков любил Украину, украинский язык. Летом 1965 года всем высшим учебным заведениям было дано указание в трехмесячный срок перевести обучение на украинский. В Москве такие жесты воспринимали настороженно, видели за этим проявление национализма и сепаратизма. А Щербицкий, как он сам говорил, стоял на «позициях Богдана Хмельницкого», то есть полностью ориентировался на Москву.
Анатолий Черняев вспоминает, как на политбюро обсуждали записку Андропова, который докладывал о документе «украинских националистов», возражавших против русификации и требовавших самостоятельности.
Брежнев недовольно говорил:
— Я общаюсь по телефону почти каждый день с Петром Ефимовичем, говорим о колбасе, пшенице, о мелиорации... А документ, который сейчас перед нами, ему и ЦК компартии Украины известен уже шесть лет. И ни разу никто из Киева со мной речь об этом не завел, ни слова не сказал. Не было для Петра Ефимовича тут проблемы...
Шелеста перевели в Москву заместителем председателя Совета министров. Во главе Украины Леонид Ильич поставил своего друга Щербицкого. Владимир Васильевич очистил республиканский аппарат от людей Шелеста. Тогдашний председатель Киевского горисполкома Владимир Алексеевич Гусев вспоминал, как Щербицкий позвонил ему сразу после избрания первым секретарем.
— Мне докладывали, как вы хотели угодить Шелесту, даже новый дом ему хотели построить. Угодничали, выслуживались...
— Владимир Васильевич, я никогда не угодничал и не в мел ужи вал ся. Если бы я пошел по этому пути, то работал бы уже в Москве, а не в Киеве. Дом по улице Осиевской, Где жили обычно первые секретари ЦК компартии Украины, в том числе и Хрущев, — дореволюционной постройки, с деревянными перекрытиями, пораженными древесным грибком. Полы прогнулись, и дом необходимо капитально ремонтировать.