Юрий Долгорукий
Шрифт:
Неожиданным счастьем были для Ростислава спокойные слова отца:
– Не вижу вины твоей. Вспомни-ка, что я тебе наказывал перед походом?
И Ростислав начал припоминать, загибая пальцы:
– Прийти с дружиной к князю Святославу Ольговичу... Вместе с ним воевать, но не слишком рьяно, чтобы беречь суздальскую кровь... Если Ольговичи вдруг замирятся с великим князем, уводить дружину... Если увести не удастся, хоть в служебники к великому князю проситься, но дружину сберечь... Если великий князь за службу городами и волостями вознаградит — брать, не задумываясь... Пустить корни
– И я про то знаю, потому и вины на тебе нет. Против отца ты меч не обнажал, в усобицы не вступался, про то я ведаю. Добро пожаловать в отчий Суздаль!
– Спасибо, батюшка, - задохнулся от волнения Ростислав. — Век не забуду милость твою!
...Нерасчётливо поступил великий князь Изяслав Мстиславич, с позором изгнав своего суздальского служебника. Оскорблённый и униженный Ростислав стал злейшим врагом Изяслава, врагом настойчивым и изобретательным. Возвращённая близость к суздальскому княжескому двору предоставляла Ростиславу немалые возможности. В доверительных беседах с отцом Ростислав не упускал случая напомнить об обидах, причинённых великим князем.
– Не стыдно ли тебе, батюшка, что сыновец твой Изяслав киевским столом овладел, а ведь ты над ним старейший? А ведь Киев по закону твой, да и от многих киевлян и чёрных клобуков я слышал, что именно тебя они желали иметь на престоле отеческом. Ты — сын великого Владимира Мономаха! Да и в других делах Изяслав тебя обошёл и обесчестил. Обещал он вернуть Мономаховы города на Осётре и Трубеже? Обещал, но не выполнил! Отдал кое-какие города и волости мне и брату моему Глебу, и обоих прочь прогнал без чести. Сколько терпеть обиды можно?
Многие мужи рассказам Ростислава верили. Кто лучше бывшего служебника великого князя Изяслава мог знать о его злоумышлениях против Суздаля, о тайном сочувствии киевлян и чёрных клобуков к Юрию Владимировичу? Почему бы не воспользоваться этим сочувствием?
С особой благосклонностью слушали рассказы Ростислава княгиня Елена и епископ Нестор - мысли и намерения их оказались созвучными. Между собой они говорили о походе на Киев, как о деле решённом, и сообща убеждали князя Юрия Владимировича.
Их усилия не остались незамеченными, и боярин Василий на утренних малых советах шутливо интересовался:
– Что вчера, княже, наша святая троица ещё надумала?
Юрий отмалчивался, но воинственность единомысленников не пресекал. Настойчивость близких людей не могла пройти бесследно. К тому же явные защитники ростовской обособленности от великокняжеских дел отошли в мир иной: тысяцкий Георгий Симонович, большой воевода Непейца Семёнович, наместник Ощера Трегуб...
Воевода и боярин Громила больше не высказывался на людях против дальних походов, а ведь каким ярым поборником ростовской обособленности слыл! Обиделся боярин на великого князя Изяслава. Во время зимнего похода киевские дружинники сожгли дотла его любимую вотчину на Волге, а имение пограбили. Огорчительно...
Союзник, князь Святослав Ольгович Северский, всё не успокаивался. Снова приехал от него тайный посол, подтвердил твёрдое намерение быть заедин с Юрием Владимировичем.
Но Юрий всё ещё колебался.
В
Давно умер старый хан Аепа, да и половчанка Евдокия, первая жена Юрия, отошла в мир иной, но ведь, родственники-то в степи у Юрия остались!
Аепины сыновья поклялись прийти на помощь с большими конными тысячами.
20 июня суздальская конница выступила в поход. Следом двинулись пешцы из славной ростовской тысячи. Крепкие были ратники: в бронях, с большими щитами и длинными ударными копьями. Отдельными ватагами шагали мерянские ополченцы, закинув за спины свои страшные секиры. Такой большой и оборуженной рати ещё не выставляла Ростовская земля.
А лето было от Сотворения Мира щесть тысяч шестьсот пятьдесят седьмое [134] , начало новой полосы жизни для Юрия Владимировича. Чем обернётся его судьба?
Полки шли, таясь, сквозь лесную землю вятичей.
Но разве скроешь такую громаду?
Дозорные, загодя посланные черниговским князем Владимиром Давыдовичем к вятичскому рубежу, предупредили о движении суздальского войска.
Скоровестники из Чернигова поспешили в Киев.
Великий князь Изяслав Мстиславич, в свою очередь, послал за подручными князьями, чтобы не умедлили с полками. По всем дорогам стекались к Киеву дружины.
134
1149 г.
А в Чернигов приехал киевский боярин - благодарить Давыдовича за верность великому князю. Он передал просьбу Изяслава: послать посольство в Новгород-Северский, отговаривать Святослава Ольговича от единачества с Юрием. Видно, надеялся ещё Изяслав избежать войны...
Святослав принял черниговцев вежливо, но никакого ответа не дал, велел ждать. Дом, куда поселили послов, окружила крепкая стража.
Семь дней продержал Святослав послов в тесном заключении, а на восьмой отослал ни с чем. Завернули от Новгорода-Северского и великокняжеского посла. Святослав Ольгович объявил дерзко:
– Скажи Изяславу, что я сам с ним в Киеве говорить буду!
Закончились хитроумные посольские игры, впереди однозначно была война.
Августа в первый день Юрий Владимирович разбил свой воинский стан у Ярышева. Туда явились для совета князья Святослав Ольгович и Святослав Всеволодович.
Долго просидели в тот вечер князья-союзники за обеденным столом. Московский сильный обед вспоминали, с которого завязалась их дружба. О делах так и не поговорили. А на следующий день случилась у Святослава Ольговича неожиданная радость — родилась дочь, и нарекли её Марией. Теперь уже не обед начался, а долгое шумное пирование.