Юрий Долгорукий
Шрифт:
Всеволод больше на законы и обычаи не ссылался, обращался только к брату Игорю, будто дело уже князья согласно решили:
– Понеже тебя по себе оставляю наследником великого княжения, чтобы сумнительства в братии не было, целуй крест на том, что тебе всю братию равно любить, никого не обидеть. Если же кто из князей кого обидит, тебе обидчика, оповестив о преступлении всю братию, умирять и унимать.
Игорь Ольгович пообещал великокняжескому завещанию следовать, в чём и роту принял.
Князьям же Всеволод строго-настрого наказывал:
– А вы,
Князья слушали великокняжеские речи с некоторым сомнением. Сам Всеволод подобного послушания не сумел добиться, а от брата требует? Но возражать не стали, согласились, молчаливой чередой потянулись к кресту.
Митрополит Михаил держал крест низко, склоняться пришлось владетелям, чтобы крест целовать. Изяслав и в этом усмотрел для себя унижение.
Мстиславич отъехал, как только отпустили, даже на прощальный пир не остался и запёрся в своём Переяславле.
Трещина пролегла между Мстиславичами и Ольговичами, и не замазать было её словесными клятвами. Вскоре понял это и великий князь Всеволод.
Польский король Владислав попросил помощи против своей своевольной братии. Всеволод ответил согласием и оповестил князей о походе. По первому зову явились в Киев с дружинами Игорь и Святослав Ольговичи, Изяслав Давыдович, сын Всеволода князь Святослав, а Изяслав Мстиславич к походу не присоединился, сказался больным.
В польском походе князья большой славы не добыли, но и урона не понесли, возвратились с добычей и пленниками. Король обещал в покрытие убытков от похода прислать князьям серебро, но обманул. Князья даже не обиделись, польские обычаи известны: наобещать с три короба, а как расплачиваться - в кусты.
В Суздале внимательно присматривались к киевским противоречивым делам, вникали в княжеские своекорыстные хитрости, и выходило, что распри и взаимное недоверие Юрию только на пользу.
Юрий Владимирович проговорил задумчиво:
– Выходит, не одних нас отринули и обидели Ольговичи, Изяслава Мстиславича тоже. Сидит теперь старший Мстиславич в своём Переяславле одиноко, как сыч, злобу копит. Не иначе, к нам в друзья набиваться начнёт...
Боярин Василий уверенно и злорадно (не любил он Мстиславича!) поддержал:
– Начнёт, княже! На брюхе приползёт тебя обольщать! Куда ж ему теперь деваться?
4
Свидание с князем Юрием Владимировичем старший Мстиславич готовил в великой тайне — знал, что встревожатся не только Ольговичи и Давыдовичи, но и родные братья, особенно Святополк Мстиславич. Чем мог заинтересовать Изяслав своего
Не хотелось Изяславу огорчать родню, но иного выхода не было. Как на весах, покачивалась судьба будущего великого княжения. То Ольговичи с Давыдовичами перетягивали, то Мстиславичи с Волынскими Владимировичами. Сколько ещё продлится неустойчивое равновесие?
Тяжёлая гиря нерастраченных ростовских и суздальских полков, накопленное в ростовских градах богатство перетянули бы чашу весов на сторону Мономаховичей и Мстиславичей...
Правда, советные бояре намекали, что и Юрий Владимирович не прочь сесть на великое княжение. Если успеет. Но ведь нет у него теперь Остерского городка, от которого рукой подать до Киева! Правильно поступил когда-то Изяслав, что не препятствовал разорению киевской вотчины князя Юрия завидущими Давыдовичами. Пока приползут ростовские и суздальские рати к стольному Киеву, дело будет сделано. Считанными днями, а не неделями измеряется перемена власти. Труднее удержать великокняжеский стол, чем с налёта захватить его. Вот тут-то и понадобится дядя Юрий - подпереть...
А что надежду на великое княжение в голове держит, так это не сегодняшнего дня дело. Пока же можно договориться: общие у него с князем Юрием Владимировичем враги, Ольговичи и Давыдовичи. Можно же убедить Юрия, что для него полезнее, если в стольном Киеве утвердится князь своего же рода, пусть не Мономахович, а Мстиславич. Лишь бы не из Гориславичей! Великим Новгородом поманить Юрия, отзовёт-де он из Новгорода своего брата Святополка Мстиславича и передаст город Юрьевичам.
Да мало ли чего ещё можно придумать!
В своём уменье обольщать и убеждать собеседника Изяслав был уверен, на обещанья не скупился и нарушение собственных обещаний большим грехом не считал. Его обманывали, и он обманывал, получалось так на так. Господь разберётся и простит...
Судовой караван князя Изяслава Мстиславича неторопливо двигался вверх по Днепру. Ладьи останавливались и возле Витичева, и возле Киева, и возле Вышгорода - не спешили. Переяславды охотно рассказывали любопытствующим, что господин Изяслав Мстиславич следует в гости к брату в Смоленск, а потом, наверное, и в Новгород завернёт, к другому своему брату, Святополку. Князь Святополк Новгородский, как было доподлинно известно, задумал жениться на принцессе из Моравии, и Изяслав обещался на свадьбе непременно быть.
Дружина с Изяславом была небольшая, гребцы на ладьях шевелили вёслами лениво, неторопко, и каждому разумному мужу было понятно, что не в военный поход отправился старший Мстиславич, а на приятное братское гостевание — что и хотели показать переяславцы.
Великий князь Всеволод Ольгович отъездом Изяслава был даже доволен. Пусть гуляет старший Мстиславич по северным городам и весям, лишь бы от стольного Киева был подальше. А если совсем заблудится в лесах, то и того лучше!
Однако на всякий случай великий князь велел за Изяславом приглядывать.