Юрий Долгорукий
Шрифт:
Ничего тревожного не приметили великокняжеские доглядчики, тихо следовавшие за переяславскими ладьями до самого Смоленска. И в Смоленске тоже не увидели ничего подозрительного. Два дня братья пировали на княжеском дворе. К столу были приглашены многие достойные мужи (были среди них и тайные доброхоты Ольговичей). Опасных речей на пиру не произносили, заздравные кубки поднимали за великого князя Всеволода Ольговича с должным уважением.
А потом князь Ростислав Мстиславич Смоленский увёз старшего брата в свою загородную вотчину, на охотничьи ловы. Чем занимались братья
Да что доглядчики! Даже Ростислав Мстиславич не знал, куда посылал старший брат своего ближнего боярина Кузьму Сновидичд с несколькими доверенными дружинниками. Всадники тихо поехали поздним вечером за ворота и растворились во тьме.
Возле невеликой речки Рузы переяславцы натолкнулись на ростовскую сторожевую заставу.
Умело была поставлена застава: в лесу, против единственного в здешних местах удобного брода. Невидимые за деревьями, сторожа издали следили за бродом: между рекой и лесом лежала широкая песчаная коса.
Сторожа позволили всадникам беспрепятственно перебродить реку, пересечь песчаную косу, а как только те втянулись в лес, обступили, натягивая луки.
Надёжно стерегли ростовцы свой смоленский рубеж!
Боярин Кузьма шепнул старшему по заставе, ростовскому сыну боярскому, что приехал-де по тайному княжескому делу; тот понимающе кивнул, отвёл боярина в сторонку.
Сидели мужи на пеньках, приглядывались друг к другу.
Неказистым был с виду ростовец, суконный плащишко поверх кольчуги обтрёпанный, меховая шапка с проплешинами, но смотрел пронзительно, оценивающе. И подозрительно, как показалось Кузьме. С таким мужем нечего петлять вокруг да около, надобно говорить прямо...
Выслушав настоятельную просьбу боярина - немедленно препроводить к князю Юрию Владимировичу, - ростовский муж в сомнении покачал головой. Долго и внимательно разглядывал печать князя Изяслава, подвешенную к дорожной грамотке.
Наконец проговорил:
– Может, всё так, как ты сказал, боярин. А может, и не так. Я человек мизинный, не мне решать. Побудешь до утра со своими людьми на заставе, там видно будет...
Ночевали переяславцы в избе, поставленной в лесу неподалёку от дороги. Ночью Кузьма вышел по нужде, а у крылечка сторожа стоят с копьями. Выпустить-то выпустили, но проводили до кустов и стояли рядом, пока не возвратился в избу.
Не понравилось Кузьме такое недоверие, но смолчал боярин. Помнил, что явился сюда незваным гостем.
Утром в избу пришёл ещё один ростовский муж - и не из малых. Корзно богатый, шапка с бобровой опушкой, на шее серебряная гривна. Сын боярский за ним чуть ли не на цыпочках следовал, почтительно.
Кузьма догадался, что сей нарядный муж не иначе как воевода. Наверное, где-то недалеко стоит большая ростовская рать...
Пришлось Кузьме сызнова повторять, что следует он от князя Изяслава Мстиславича в Суздаль или в иное место, где ныне князь Юрий Владимирович. А
Воевода понимающе кивнул головой, ни о чём больше не расспрашивал. Распорядился:
– Провожатых дам. С собой возьми двух воев, кого пожелаешь, остальные тут побудут. Путь тебе чист, боярин!
В окружении десятка молчаливых всадников Кузьма поехал по лесной дороге; с ним был комнатный холоп (для обслуги) и десятник из Изяславовой дружины, глаза и уши князя, без которого не велено было Кузьме ни ездить, ни переговоры вести.
Недоверчив господин Изяслав Мстиславич, даже за такими ближними людьми, как боярин Кузьма Сновидич, велел присматривать!
До Суздаля боярин Кузьма не доехал. Сразу за рекой Дубной встретили его дружинники князя Юрия, проводили на какой-то боярский двор.
Подскочили бойкие отроки, помогли боярину спешиться, повели в хоромы.
Десятник сунулся было следом, но суздальские дружинники, сдвинувшись, задержали его в дверях. Кузьма оглянулся, но сказать - ничего не сказал, даже позлорадствовал про себя. Оторвалась всё-таки тень княжеская!
В гриднице, покойно откинувшись в кресле, ждал суздальский боярин Василий. Наслышан был о нём Кузьма (самый хитроумный боярин у князя Юрия!), в лицо знал, но вот близко с ним не общался. Поклонился вежливо:
– Будь здрав, боярин!
– И ты будь в здравии, Кузьма Сновидич!
Кузьма насторожился: и отчество знает, а ведь он отчества на заставе не называл! С заставы о том, что приехал посол от князя Изяслава Мстиславича, предупредить могли, недаром боярин Василий навстречу выехал, а вот отчество — от другого знания. Присматриваются в Суздале ко двору Изяслава Мстиславича, присматриваются...
Потому не удивился Кузьма, когда боярин Василий сам начал - сразу, без расспросов:
– Надумал всё-таки старший Мстиславич навестить стрыя своего Юрия Владимировича? Ждём, давно ждём...
Опять озаботился Кузьма неотгадываемым вопросом: «Откуда знают-то?» Самому ему теперь и рассказывать не о чем. Попросил только:
– Чтобы тайно было, как князем Изяславом Мстиславичем наказано...
– И о том ведаем, - весело и уверенно ответствовал боярин Василий.
– Нам тоже лишние разговоры ни к чему. Самолично встречу Изяслава Мстиславича на рузской заставе. А ты, боярин, в баньке попарься, отдохни с дороги и отъезжай. С Богом!
Рывком поднялся, показывая, что разговор закончен, зашагал к двери. Вскоре за приоткрытым оконцем застучали, удаляясь, конские копыта.
В дверь несмело заглянул десятник.
– Ну?
– Отъехали, боярин, все отъехали. Только вои остались, что с нами от заставы шли...
– Радуйся!
– негромко произнёс Кузьма, успокоительно положив руку на плечо десятника.
– Свою службу мы исполнили. Господину Изяславу Мстиславичу путь к Суздалю чист...
Князь Изяслав подъехал к рузской заставе с малой дружиной, десятка два всадников, не больше. Полное доверие своему стрыю Юрию Владимировичу являл Изяслав, вверяя жизнь в руки Юрия.