Юрий Долгорукий
Шрифт:
– Детство наше прошло в степях, родина наша там, вот и тоскуем. Ты думаешь, мне здесь сладко? Приделал бы крылья и улетел в Переяславль!
– Да и не сравниться здешней земле с Киевским княжеством. Там столько городов! А здесь что, от силы с десяток насчитаешь. Да и какие это города! Огороженное частоколом скопление деревянных домов…
– А вот частокол мне нравится.
– Это чем же?
– Значит, нет опасных врагов вроде половцев, поляков или венгров. Живи себе спокойно! Не бойся ни за отца с матерью, ни за жену свою, ни за детей…
– У тебя и жены-то нет! – улыбнулся Юрий.
– Это дело наживное! Но вот
– Люди переселяются в северные края, а с собой несут названия тех городов и селений, которые оставили в Южной Руси. Едешь-едешь и вдруг встречаешь до боли знакомые названия: Галич, Углич, Киевлянка, Вышгород, Стародуб… Нелегко, видно, было бросать родные края!
– Мы с тобой по себе это знаем. До сих пор степь привольную вспоминаем!
– И еще я заметил: до Волги почти в каждом селении или церквушки, или молельни, или часовенки. А сейчас уже два дня едем, только капища языческие да идолы Перуна, Лады или Велеса.
– Темный народ живет, христианская вера до них еще не дошла.
– Стало быть, за старинные обычаи крепко держатся. Не удивлюсь, если встретим и многоженство, и умыкание невест…
Так, переговариваясь, ехали они по лесным дорогам, ночуя в редких деревнях. Наконец дорога их привела к большому поселению на берегу реки Шексны. Сначала навстречу высыпали ребятишки, окружили дружинников, разглядывали с нескрываемым интересом. Потом подошли взрослые, явился старейшина, мужик лет пятидесяти, с большой бородищей, лохматыми бровями, настоящий лесной бирюк. Узнав, что перед ним князь Юрий, он степенно пригласил его в свой дом, а дружинников велел расселить по домам.
– У нас нынче день Купалы. Праздник большой на берегу Шексны. В отряде, смотрю, одна молодежь. Приходите на луга, посмотрите, как наши парни и девушки веселиться могут.
– Много собирается?
– Приходит и стар, и млад со всех окрестных селений по Шексне. А у нас их тут до десятка наберется. И из кривичей живут, и из вятичей, и из финского племени меря.
– Дружно живут?
– А чего нам делить? Земли – во-он сколько! Только не ленись, выкорчевывай деревья да новую пашню заводи. А уж про леса и не говорю, конца краю не видно. Зверья и птиц каких только не встретишь! Далеко от дома ходить не надо, сами в капканы и силки лезут. А кое-кто рыболовством и бортничеством промышляет. Народ себя обеспечивает. Главное, руку приложить, заботу и умение.
– Новгородцы сюда не наведывались?
– Боги миловали.
Они вошли в избу. Сложенная из толстых дубовых бревен, она была высокой и просторной. Потолок был черным от сажи, значит, топили по-черному. Это здесь-то, в лесах, где дров можно было заготовить сколько угодно!
Юрий не утерпел, спросил:
– А что, лень трубу из печи было вывести через крышу? Или не умеете?
– Садись, князь, за стол, сейчас хозяйка ужин поставит, – ответил хозяин неторопливо и, похаживая по избе
– Ну что, съел? – весело прищурив глаза, сказал Иван, когда хозяин вышел из избы. – Бирюк бирюком, а палец в рот не клади!
– Везде свои обычаи, – уклончиво ответил Юрий. – Разве про все можно знать?
После ужина Иван засобирался на луга.
– А ты что, не пойдешь? – спросил он Юрия.
– Устал с дороги. Столько дней на коне. Полежу лучше.
– Верность решил сохранить? Только к которой из них? – озорно глядя на своего князя, спросил Иван.
– Но-но, распустился совсем! – не на шутку рассердился Юрий. – Возьму чересседельник да выпорю, будешь знать!
Иван мигом вылетел за дверь.
А Юрий невольно стал думать, кто же они для него – жена и нечаянная любовница? С женой все проще, там семья, там дети, привычка, в конце концов. А вот с Агриппиной как быть? Думал, жить без нее не сможет, а сейчас и не вспоминает. Как уехал из Кучкова, так и забыл. Вроде бы ничего не было, ни ласк, ни признаний в любви. «Значит, я такой, – сделал он вывод. – Сначала загораюсь, а потом все проходит. Сперва к Анастасии, теперь к Агриппине. Не способен я на большую, глубокую любовь. Вон как некоторые страдают, годами любят и не могут забыть. А я, как огниво, ударят по нему, полетят искры и тут же потухнут. Так и со мной бывает. А может, это и хорошо?» – задал он себе вопрос и не успел ответить, как заснул, будто в пропасть провалился.
Иван же, как выскочил из избы, наткнулся на парня лет пятнадцати-шестнадцати. Был тот высок, конопат, с круглыми навыкате глазами.
– Ты кто таков? – спросил он его.
– Сын хозяина, – ответил тот, с интересом приглядываясь к незнакомому человеку. – А ты князем будешь?
– Ишь куда загнул! Нет, я всего-навсего дружинник, правда, при князе помощником состою. На луга идешь?
– А как же!
– А звать тебя как?
– Любомиром. А тебя?
Иван назвался.
– Какое смешное имя! – удивился Любомир. – Сроду не слышал.
– И ничего смешного! Нормальное христианское имя!
– А ты христианин?
– Конечно.
– Как же ты нашу старинную веру предал? Зачем крестился?
– И никого я не предавал. Мой дед был христианином, отец тоже. И меня при рождении крестили.
– И ты даже ничего не помнишь?
– Нет, конечно.
– Ну, тогда это простительно. А мы старой веры держимся. Наши боги с нами рядом живут, от бед и несчастий защищают.
Пришли на луга. Там собралось много народа. Горели костры, вокруг них молодежь водила хороводы. Это было красочное зрелище! Рубашки и платья, косынки и ленты разных цветов – и красные, и желтые, и белые, и голубые, и зеленые – перемешивались, перепутывались, создавали праздничное настроение, и Ивану казалось, что сейчас произойдет что-то необычайное, сверхъестественное, и он ждал его и хотел этого.