Юрий Долгорукий

Седугин Василий Иванович

Стоял конец сентября. Только что прошли обильные дожди, поэтому на лугах торжествовала сочная зелень травы, будто собиралась доказать, что дело идет вовсе не к увяданию, а к буйному росту. Столь же буйной была зелень крон деревьев в лесах; только кое-где выглядывали редкие березки, подернутые золотистой листвой, они словно хотели напомнить, что осень не за горами, что скоро победными шагами пройдет она по земле, сея холод и увядание.

На душе у Юрия было радостное настроение. Хотелось кому-то поведать, рассказать о победе под Гороховцом. Что такого,

если радость прет через край, не давая покоя! И он вдруг вспомнил о Листаве, этой взбалмошной и непредсказуемой девушке, решил, что заедет в Кучково и повидает ее. Просто так, поговорит немного, и они расстанутся.

Поужинав у Степана Кучки, Юрий вышел прогуляться. Солнце клонилось к закату, скоро должна была наступить темнота. Он остановил мальчишку и попросил вызвать из дома Листаву.

– Дяденька, а она в лес ушла, – ответил тот.

– Что делать осенью в лесу? Ягоды, что ли, какие особые растут? – удивился он.

– Опята после дождя пошли. Пожарить на масле – пальчики оближешь!

Юрий направился к городским воротам и почти тут же столкнулся с Листавой. Девушка была в простеньком платьице, цветной косынке, в руках ее была корзина, полная опят. Она посторонилась, уступая дорогу, но он сказал:

– Здравствуй, Листава. Не узнала меня?

Она вгляделась, улыбнулась:

– В темноте не признала тебя, князь. Снова в наши края наведался?

– А я тебя ищу. Сказали, что дома нет и ты в лес отправилась. Вот навстречу пошел…

– Что-то случилось? – встревоженно спросила она. – Зачем я тебе понадобилась?

Он хотел рассказать ей о победе, но, глядя в ее бесхитростные и доверчивые глаза, произнес:

– Хотел поблагодарить тебя за то, что показала мне свою березовую рощу. Я до сих пор вспоминаю ее, так она мне понравилась.

– Спасибо, князь, – растроганно проговорила она. – Ты первый, кто не насмехается надо мной.

Они пошли в направлении к ее дому.

– И много опят этой осенью? – спросил он.

– Не скажу. Долго стояла сушь. А тут несколько дней лил дождь, вот они и пошли. Сегодня я собралась после обеда, наведалась во все свои места, ничего нет! Уже отчаялась и домой собиралась возвращаться, потому что темнеть начало. Как вдруг в том месте, где никогда их не было, увидела столько, будто ковер раскинули. Все пни и поваленные деревья были усеяны ими. Корзину я вмиг набрала, а сколько еще там осталось!..

Они подошли к ее дому. Он спросил:

– Сама будешь жарить?

– Конечно, сама! Это такое удовольствие: набрать грибов, а потом угостить ими всю семью. Все едят и тебя нахваливают!

– А умеешь ли?

– Большого умения не надо. Масло, лук и грибы, мелко нарезанные. Вот кушанье и готово!

– Ты так говоришь, что у меня слюнки потекли.

– Так пойдем к нам, я тебе целую чашку наложу, – тотчас пригласила она его, но в ее тоне он почувствовал испуг, что он согласится, – все-таки князь в доме! – поэтому отказался:

– Не могу. Завтра в дорогу. Собраться надо, да и отдохнуть лишний часок не лишне.

– Счастливого

пути, князь. Заезжай по пути, мы всегда рады гостям, – улыбнулась она ему и ушла в дом.

Юрий не спеша двинулся к терему Кучки. Вот какое странное дело, думал он, поговорили вроде ни о чем, а на душе легче стало. Не стал он ей хвалиться победой, разгромом неприятельских войск, не хвалила она его ни за что, а он почувствовал себя так, будто вырос на целую голову. Что за чудная девушка!

Надо было идти к Агриппине, но почему-то не хотелось, и он решил: «Поеду обратно из Киева и наведаюсь».

VI

В октябре 1119 года Юрий прибыл к своему отцу в Киев. Владимир Мономах тогда был на вершине своего могущества и славы. Вся Русь была собрана им в единое и нераздельное целое: Киев, Новгород, Чернигов, Переяславлъ, Смоленск, Ростов и Суздаль, Владимир-Волынский, другие города и волости. Послушно шли по его приказу в походы не только сыновья, но и остальные князья. Половцы были разгромлены и отброшены от русских пределов. Часть их ушла в Грузию, другая расселилась на венгерских границах; оставшиеся в Причерноморских степях ходили в друзьях и помогали русам в походах против Византии. Венгры боялись нарушить границы, а ляхи смирно сидели за рекой Сан.

Весной 1119 года Владимир Мономах стал готовиться к походу против Византии. Он не мог смириться с тем, что города, расположенные в устье Дуная, вновь перешли к грекам. Собралось огромное войско. И тогда происходит небывалое: в Киев прибывает посольство Византии, наследницы Великой Римской империи, чтобы откупиться от нашествия русов золотом, дорогими тканями, уступками земель в Причерноморье и обещанием подписать выгодный для Руси русско-византийский договор. На первом же приеме греки поднесли Владимиру Мономаху императорский венец, императорскую хламиду, драгоценный пояс, скипетр, яшмовую чашу и титул царя.

Все это было неслыханно. Долгие годы возвышения Руси, укрепление ее могущества наконец сломали последнюю плотину византийской гордыни и тщеславия.

Отец принял Юрия скромно, в своей горнице. Одет он был по-домашнему, в льняную рубашку и просторные штаны, на ногах – легкие башмачки без каблуков. Все та же львиная голова с копной рыжеватых волос, худощавое лицо с губоко посаженными глазами и крупным носом. Только щеки заметно одрябли и на шее появились складки. На столе – простая еда: блины со сметаной и мелкие соленые грибы, которые любил великий князь.

Отец сначала расспросил его о семье, поинтересовался, как идет обучение детей, кто у них воспитатели, и остался доволен, что при сыновьях состоит Георгий Симонович.

– Настоящий воин и хороший полководец, – говорил он негромко, будто про себя. – Много с ним пройдено военных дорог. Помню, как был предан он тебе, сколько души вложил в твое воспитание.

Когда Юрий стал излагать подробности булгарского нападения на Гороховец, лицо Мономаха потемнело, а взгляд стал темным, холодным.