Юрий Колкер. Ветилуя. Стихи, написанные в Англии (1989-1999).
Шрифт:
* * *
Покуда длится чудо предпочтенья,
Расслабленностью неба не гневи.
У самовитого местоименья —
Сомнительная партия в любви.
Коловращатель не тобою занят:
Он дарвинист, народник, семьянин.
Того гляди, с ревизией нагрянет,
Тогда и впрямь останешься один.
9 января 1996
ВИДСИД
(подражание
Обошел я земли и страны,
Повидал я моря и реки,
Жил у франков я и у саксов,
У сикамбриев, у тюрингов,
(то прошло — и это минует),
У халдеев жил, берендеев
И у скрелингов полудиких,
У аланов жил, алеманнов,
Висаготов и остраготов
У бургундов жил, баюваров
(то прошло — и это минует),
У моравов над Волотавой,
Жил у муромы, жил у финнов
И у сервов, и у дунабов,
И у белгов славолюбивых,
Жил у хельсингов и батавов,
Жил у кесаря над проливом,
У лонбардов длиннобородых,
У венетов жил над лагуной,
Жил у хебриев, жил у англов
(то прошло — и это минует),
А как молод был, жил у вендов
На краю Маркизовой лужи...
Всюду щедро меня дарили,
А потом дары отбирали.
Кривда в мире сменила правду
(то прошло — а это настало).
Бьют народы в тугие бубны,
Всюду рык стоит, гик и хохот,
Всюду сильный слабого гонит,
Всюду песен дар ненавистен.
19 февраля 1996
ПОЕЗДКА НА ДЖАРЫЛГАЧ
«Как называется, спросил я, остров мрачный?»
В автобусе трясло. На дряхлый пароходик
Пересадили нас. Зеленая волна
Текла и пенилась, жила своею жизнью,
Шептала горестно: Медея... Митридат...
И жаркий небосвод, просторный и белёсый,
Нас обволакивал...
Оживлены,
Мы вглядывались в шелковую гладь,
Дурачились, прикладывались к флягам,
Толпились у перил...
Немолодая пара
Устроилась под тентом на корме
И из толпы весёлой выделялась
Сосредоточенностью друг на друге.
Из громкоговорителя неслись
Бряцанье струн и деланные хрипы,
А море расступалось, раскрывалось
И плавилось — и не желало знать
О суетных гостях своих мгновенных,
Вчерашних,в сущности, уже сегодня...
Мы разбрелись по острову. Купаться
Нам не велели. Кое-кто, разувшись,
Попробовал,
Иные заходили по колено
В сандалиях и босоножках — дно,
Усеяно ракушечником острым,
Просвечивало сквозь живой кристалл
И будоражило воображенье,
А третьи затевали пикники
Под рахитичной тенью, зыбкой, пыльной...
К пяти туристов созвала сирена.
Всех сосчитали, и число сошлось,
Но этой пары не было меж нами,
А их запомнили. Экскурсовод
Чесал в затылке, выкликал по списку —
И всё опять сходилось. На борту
Веселье как-то схлынуло, а море
Нахмурилось, свой изумрудный цвет
Сменив на серый...
Пустынный остров, голый, нежилой
Растаял, как и появился, разом.
Тут странные припомнились слова
Из их сосредоточенной беседы.
Один услышал слово окарина,
Которого не знал, другой — про вечность
Невнятные и странные слова,
А третьему почудилась Цитера
Или Флоренция...
Их внешность, не приметная ничем,
Домысливалась и перебиралась:
В ней — что-то африканское нашли
(не то копну волос, не то улыбку),
В нем — неподвижный взгляд и отрешенность,
Всё остальное было как у всех:
Котомка да соломенные шляпы...
Недосчитались пожилых влюбленных...
Вот странно! Но — о чем тут горевать?
Здесь некогда и царства пропадали,
Не то что подозрительные пары...
Кто любит прошлое, тому привольно
В краю кровосмешения культур.
Он вспомнит скифов, готов, генуэзцев,
Хазар, Тмутаракань, Бахчисарай —
А там, глядишь, и Русские Афины,
Их африканокудрого певца,
Вчерашний блеск, сегодняшнюю серость —
Да неумолчный шум иной волны,
Теперь уже воистину пустынной...
25 мая 1996
* * *
Жизнь кончилась, а человек живет,
Обязанности честно исполняет,
Какую-то железину кует,
Какие-то идеи излагает.
И будущее грезится ему:
Успехи, наслажденья и доходы,
А между тем его несут во тьму
Незримые безрадостные воды.
9 декабря 1996
* * *
Волну и фотон возлюбил Господь.
Через миллионы лет