Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем "Список благодеяний "

Гудкова Виолетта Владимировна

Глава 10

«Взгляд мой на положение интеллигенции крайне мрачен…»

Рецепция спектакля «Список благодеяний»

Обязательная оговорка: речь пойдет лишь о восприятии печатной, т. е. официальной, критикой — не о реакции зрителя, не имевшего доступа к газетным и журнальным страницам. И когда рецензент заявляет, что «из всех последних работ Театра им. Мейерхольда пьеса Юрия Олеши единственная, вызывающая единодушно отрицательную оценку печати и общественности» [612] , на веру принимать его утверждение не стоит.

612

Цимбал С.Исповедь умирающего класса // Смена. Л. 1931. 17 октября. № 246.

Как правило, авторы рецензий высказывались лишь о содержательной стороне работы Мейерхольда, т. е. идеях, тенденциях, проявившихся в спектакле. В зги годы к

делу театральной критики был призван слой публицистов, заступивших место прежних знатоков сценического искусства вроде Л. Гуревич, А. Эфроса или А. Кугеля. Поэтому в статьях о «Списке» (а их удалось прочесть не менее трех десятков, и почти все они достаточно развернуты) практически отсутствуют описания декораций и мизансцен, не обсуждается музыка и костюмы. Все эти чисто театроведческие элементы не входят в круг внимания пишущих, не заслуживают, с их точки зрения, специального анализа. Из рецензий в лучшем случае возможно извлечь лишь описания актерской игры, причем чаще не аналитические, а оценочные. Подобно тому как для понимания, как именно шли знаменитые мхатовские «Дни Турбиных», много больше сотен рецензий дал бесхитростный дневник милиционера Гаврилова [613] (дежурившего на спектаклях МХАТ и день за днем фиксировавшего изменения и нюансы каждого театрального вечера), частные оценки (которые сохранили воспоминания, переписка, дневники), всплывающие со временем, еще внесут существенные коррективы и в представление о данной мейерхольдовской работе.

613

Дневник Алексея Васильевича Гаврилова // Независимая газета. Хранить вечно. 1998. Октябрь. № 4. С. 9–12.

При этом говорить, что спектакль был обойден серьезной критикой, не приходится. О «Списке» писали Н. Тарабукин и Ю. Юзовский, Д. Мирский и В. Шкловский, А. Гурвич и Б. Алперс, А. Февральский и А. Гладков, чьи работы составили надежную основу будущих исследований. Интерес критиков вызывали обе фигуры: и Мейерхольд, и Ю. Олеша, отчего отзывы о пьесе и спектакле можно было отыскать на газетно-журнальных страницах еще и спустя несколько лет.

1

Материал рецензий можно рассматривать на разных уровнях, вычленяя:

— историко-культурный контекст;

— социально-политический;

— эстетический;

— собственно театральный.

Театральный и эстетический аспекты обсуждались в главах, посвященных репетициям Мейерхольда и реконструкции спектакля; о социально-политическом шла речь в главе об истории текста пьесы. Здесь же будет кратко рассмотрен историко-культурный аспект.

Идет третий, «решающий» год пятилетки, в разгаре «реконструктивный» период. Продолжается наступление на кулачество и ликвидация его как класса. Мыслящие люди российского общества ясно видят тесную связь между борьбой с индивидуальным крестьянским хозяйством и положением любого, каждого индивидуума в стране. Немолодой писатель Михаил Пришвин записывает в дневнике: «Литература теперь — это низменное занятие и существует еще как предрассудок, как, например, при Советской же власти некоторое время существовали еще рождественские елки. <…> И разобрать хорошенько, я — совершенный кулак от литературы» [614] (29 декабря). М. Булгакова, Б. Пильняка, Евг. Замятина и некоторых других литераторов, ранее именовавшихся попутчиками, теперь в прессе называют «подкулачниками».

614

Пришвин М.Дневник писателя // Октябрь. 1989. № 7. С. 181.

Пишут о том, что «теория уступок, так называемый НЭП в области идеологии — опаснейшее явление нашей жизни» [615] . П. М. Керженцев воюет против Главискусства и его руководителя — А. И. Свидерского: «Где причина <…> миролюбивого отношения к проникновению в область искусств враждебной нам идеологии? Нам кажется, что причина — в перегибе со стороны соответствующих руководящих органов и некоторой части нашей печати в вопросе так называемой охраны старых культурных ценностей и в либеральной поддержке „свободного“ развития творческих усилий <…>: немножко, мол, поступимся своей идеологией, но зато получим большую художественную ценность» [616] . «Анархическое состояние художественного рынка» вообще и политика Свидерского, отстаивающего «свободу индивидуального творчества против органов пролетарского политического контроля» [617] , в частности возмущают и П. Новицкого. Вскоре потеряют посты и Свидерский [618] и Керженцев.

615

Верхотурский А.Борьба с правым уклоном в искусстве // Жизнь искусства. 1928. № 48. С. 20.

616

Там же.С. 20.

617

Новицкий П.О политике Главискусства // Печать и революция. 1929. Кн. 4. С. 31–39.

618

Начальник Главискусства А. И. Свидерский и заместитель заведующего Агитпропотделом ЦК ВКП (б) П. М. Керженцев будут сняты с должностей почти одновременно после докладной записки секретаря ЦК ВКП (б) А. И. Смирнова о работе Главискусства. См. об этом: Власть и художественная интеллигенция. Документ № 30. С. 115–123.

В той же докладной записке упомянут и Вс. Мейерхольд, спустя год все еще не представивший научного отчета о заграничной командировке.

В январе 1931 года подготовлен проект новой резолюции ЦК ВКП (б) о художественной литературе, по которой можно судить об идеологических переменах в стране. По сравнению с прежней резолюцией 1925 года изменения серьезны.

Попутничество осуждено. Начат призыв ударников в литературу, звучит лозунг: «Литература — дело самих масс». Отвергнута и теория Н. Бухарина с ее требованием «анархической конкуренции и мирного сотрудничества классов». Документ заявляет: «Часть попутчиков в результате окончательного краха сменовеховства <…> уходит в стан классовых врагов. Для советского писателя все более исчезает возможность занимать промежуточные позиции. <…> Классовый враг особенно упорно стремится овладеть трибуной искусства…» [619]

619

Под документом, датированным 11 января 1931 года, стоит подпись А. И. Стецкого, члена Оргбюро ЦК ВКП (б). См.: Счастье литературы: Государство и писатели. 1925–1938. Документы. М., С. 95–105.

Летом 1931 года проходит пленум Всероскомдрама, посвященный репертуару театров. В пяти докладах рассмотрены пять тематических направлений работы драматургов [620] : пьесы об индустриализации, «интеллигентские» пьесы, пьесы «оборонные», историко-революционные, наконец, пьесы о коллективизации.

Анализ художественных произведений ведется с точки зрения их соответствия «основным направлениям» развития страны (индустриализация, колхозы, оборона и пр.). Отметим: если первым поставлен доклад о пьесах «индустриальных» («реконструктивных»), то уже второй занят разбором интеллигентской темы, что свидетельствует о важности данной проблематики на рубеже 1920–1930-х годов. При этом подчеркивается, что в стране есть «интеллигентские пьесы», но нет пьес об интеллигенции, т. е. пьес, написанных с пролетарских позиций.

620

См.: Год творческого роста: О III пленуме совета Всероскомдрама // Советское искусство. 1931. 13 июня.

С кем полемизирует, кому противостоит спектакль Мейерхольда?

Напомню, что за пьесы идут на соседних подмостках. «Поэма о топоре» Н. Погодина и «Хлеб» В. Киршона, «Путина» Ю. Слезкина и «Страх» А. Афиногенова, «Смена героев» Б. Ромашова и «Светите нам, звезды» И. Микитенко, «Линия огня» Н. Никитина и «Шулер» В. Шкваркина, сочинения В. Билль-Белоцерковского, того же К. Гандурина и др.

Кратко стоит сказать хотя бы о двух пьесах афиногеновском «Страхе», бывшем в центре внимания прессы, и «Смене героев» Б. Ромашова, воспринятой Мейерхольдом и Олешей как вопиющий факт литературного воровства.

«Страх» был почти одновременно поставлен в Москве и в Ленинграде [621] .

Две премьеры, во МХАТ и в БДТ, продемонстрировали полярное толкование центрального героя (и проблемы) пьесы. Ленинградский спектакль стал «большой политической демонстрацией пролетарского крыла драматургии». Во мхатовском же спектакле, напротив, «не хватает партийного огня, пролетарской зычности, биения индустриального пульса. <…> И груз старого мхатовского либерализма и „человечности“ давит пьесу. Леонидов трактует Бородина как добряка. Певцовьм же в Ленинграде показан умный и опасный враг» [622] . (Замечу в скобках, что в Москве из-за оправдывающей своего героя игры Леонидова «Страх» дают реже, а в Ленинграде «умного и опасного врага» показывают залу ежедневно.)

621

З. Райх писала Олеше 20 декабря 1931 года: «„Страх“ это пьеса, которой умиляются. Церкви закрыты — умиляться негде — умиляются в МХАТе. Нехорошо только, что Афиногенов умиляет и [большевиков] „своих“, впрочем, это скоро будет признано ошибочным» (Из переписки Ю. К. Олеши с В. Э. Мейерхольдом и З. Н. Райх. С. 152). Текст уточнен по автографу: Ф. 358. Оп. 2. Ед. хр. 806. Л. 6.

И в самом деле, следующая пьеса («Ложь»), отправленная драматургом Сталину, была запрещена. (О сталинской редактуре пьесы «Ложь» см.: Куманев В. А.Корифей «совершенствует»… // Литературная газета. 1989. 20 сентября. № 38).

622

«Страх» в Ленинграде и «Страх» в Москве // Литературная газета. 1931. 23 декабря.

Олеша писал о мхатовском спектакле: «Когда я смотрел „Страх“ и следил за переживаниями зала, я понял — существует советская публика, устанавливаются ее вкусы, симпатии, традиции. „Страх“ открыл советскую публику в широком смысле…» [623] Возможно, констатация появления «советской публики» означала не столько олешинскую похвалу пьесе, сколько подтверждала определенное видение писателем меняющихся общественных установок («вкусов, симпатий»). Не случайно мысль не развернута, не прояснена Олешей [624] . В черновых же набросках к статье о драматургии осталась недвусмысленная оценка пьесы Афиногенова [625] .

623

Что говорят о «Страхе» // Вечерняя Москва. 1932. 16 января.

Леонидов (Вольфензон) Леонид Миронович (1873–1941), актер, один из основателей МХАТ.

Певцов Илларион Николаевич (1879–1934), в 1930-е годы артист БДТ.

624

По-видимому, именно этот краткий отклик Олеши о «Страхе» послужил началом его серьезной размолвки с Мейерхольдом. Потом обид добавилось. В письме к Олеше от 9 мая 1934 года З. Райх говорит о «чувстве большой оскорбленности» Мейерхольда и ее самой, их неудовлетворенности статьей «Любовь к Мейерхольду» и пр. (См.: Из переписки Ю. К. Олеши с В. Э. Мейерхольдом и З. Н. Райх. С. 153–155).

625

«Я помню вечер, когда я проходил мимо подъезда Художественного театра в то время, когда шел в первый раз „Страх“. Стояло множество автомобилей. Я позавидовал Афиногенову. „Страх“ имел большой успех. Все газеты печатали восторженные статьи. <…> „Страх“ ставили во всех театрах страны. Это была плохая пьеса» ( Олеша Ю.Некоторые плохие пьесы советских театров…: Статьи о советской драматургии // Ф. 358. Оп. 2. Ед. хр. 423. Л. 16).